– Вы по-прежнему готовы помогать грекам в их борьбе за свободу? – с сильным акцентом вопрошал Луриоттис. – Сейчас нам, как никогда, нужна поддержка. Мы рады видеть вас, синьор Байрон, в своих рядах. Синьор Хобхаус заверил нас в вашей искренней помощи и согласии выехать в Грецию в ближайшее время. Объединившись с другими филэллинами, вы добьетесь успеха. Мы готовы предоставить вам любую информацию.
Излишняя активность Хобхауса слегка покоробила Джорджа, но длительное бездействие несказанно утомило его. Хотелось совершить что-то важное, а главное – сдвинуться с насиженного места. Блессингтоны не могли вечно развлекать Байрона беседами во время прогулок верхом. Он знал об их намерении двигаться дальше: задерживаться в Генуе надолго не входило в их планы. Августа, удерживаемая в Англии родственниками и друзьями, не ехала во Францию. Выбора не оставалось. Греция виделась Джорджу в свете юношеских воспоминаний страной возвышенных чувств и прекрасных идей о свободе.
– Да, конечно, но действовать я собираюсь самостоятельно, используя собственные средства. Если Греция сочтет мой приезд полезным, то лично буду готов оказать ей любые услуги, – после паузы заявил он. – С помощью господина Карвелласа я получаю самые последние сведения о состоянии дел в Греции. Как я понимаю, там не хватает мудрого и умелого руководства, не хватает опытных военачальников. А в рядах греков нет единства, что также мешает успешной борьбе за независимость.
– Вы совершенно правы, – кивнул Блэкьер, – в Грецию едут энтузиасты, филэллины, не имеющие понятия об ужасах настоящей войны. Если вы сможете возглавить хотя бы небольшую часть людей, помочь оружием, а главное, объединить их под своим началом, то большего мы бы и желать не смели. Вы уже представлены членам лондонского греческого комитета, и, думаю, к концу месяца вам придет официальное письмо с подтверждением того, что вас приняли.
– Отлично! Это большая честь для меня, – еще более воодушевился Байрон. – Я начну покупать необходимое вооружение и обмундирование. Если поеду сам, то на своем корабле отвезу закупленное. Вам же я дам письмо к моему дальнему родственнику, лорду Сидни Осборну. Он служит казначеем сената на Корфу и вряд ли имеет возможность оказать вам официальную помощь. Государственная служба сковывает людей по рукам и ногам. Но тем не менее на некое неофициальное содействие вы сможете рассчитывать…
Блэкьер и Байрон пообещали друг другу обмениваться письмами и любой информацией, которую обе стороны сочтут полезной.
Вечером того же дня Джордж поделился планами с Трелони и Пьетро Гамба.
– Дорогой друг, как ни печально, но «Боливар» придется продать. Не исключено, что его купит леди Блессингтон. По крайней мере, она выказывала к шхуне интерес. В любом случае «Боливар» не выдержал бы путешествия по морю до Греции. Займитесь поиском нового, более прочного корабля, на котором мы смогли бы предпринять подобный переход.
Дважды просить засидевшегося без дела Трелони не пришлось. Пьетро, который также рвался в бой, вызвался помогать и Эдварду, и Джорджу. Неприятный разговор предстоял лишь с одним человеком – с Терезой, вознамерившейся ехать с Байроном, чего бы то ни стоило. Спасение пришло со стороны ее отца. Руджеро, прекрасно понимая, что дочь отпускать в Грецию нельзя, полностью встал на сторону Джорджа, предложив, как только он уедет в Грецию, возвратиться в семью, в Равенну… Второй вопрос, мучавший Джорджа, касался Мэри Шелли.
– Тебе следует вернуться в Англию, – продолжал советовать Байрон. – Все расходы по переезду я возьму на себя.
Письмо, отправленное им отцу Перси с просьбой помочь Мэри, определив ей содержание на воспитание сына, возымело некое действие. Старик смягчился и пообещал помощь, но с одним условием: внук должен вернуться в Англию, где и будет воспитываться. Мэри расставаться с сыном не желала ни при каких условиях.
– Вернувшись вместе с Перси, ты будешь иметь возможность видеться с ним и при этом получать от Шелли деньги, – увещевал Джордж. – Я уеду в Грецию, а там видно будет. Но пока я буду спокоен за тебя.
Доводы оказались убедительными – Мэри засобиралась в Англию. Она написала письмо Джейн Уильямс о грядущем приезде, однако не торопилась покинуть Италию, с которой ее связывали не только горестные, но и счастливые дни.
– И правда, не спеши, – сказал в конце апреля Джордж. – Я получил известие из Англии: я стал членом греческого комитета. Дело решено. Подожди до моего отъезда, чтобы утешить Терезу. Она с места не сдвинется, пока я не покину Геную.
Конечно, Мэри согласилась. У Терезы не было с ней тесной дружбы, но они провели много времени вместе, и у них была общая любовь к Байрону, объединявшая и разъединявшая одновременно. Да и жалела она молодую графиню, в итоге прошедшую ту же дорогу, что и все остальные женщины лорда: пылкая любовь, угасание чувств и расставание. В глубине души Мэри чувствовала: Джордж не вернется к Терезе. Отъезд в Грецию означал конец их страсти, которая утихла после смерти Перси, словно он забрал с собой в могилу все остававшиеся где-то на донышке чувства Джорджа…
Вскоре еще одно событие ускорило сборы Байрона. Блессингтоны решили уехать из Генуи в начале июня. Даты были определены, и последние люди, которые удерживали Джорджа в Италии, уезжали, лишая его общения. Единственным стимулом действовать, жить, писать оставалась Греция, с которой были связаны все его помыслы. Из Лондона греческий комитет слал в Италию письма с просьбами, вопросами, пожеланиями.
Большинство в Англии действительно не представляло себе истинной ситуации, сложившейся в стране, которую они дружно собирались освобождать. Байрон, будучи в двух шагах от арены, где разворачивалось «представление», постоянно общаясь с греками, стоявшими во главе сопротивления, видел более или менее объективную картину, которую и рисовал соотечественникам.
Впрочем, делиться деньгами англичане не спешили.
– Такие у нас борцы за свободу, – разговор во время очередной прогулки верхом не мог не коснуться Греции. – Я готов вложить собственные средства в данное предприятие, и это все, что в моих силах.
Урезав до минимума свои расходы, Джордж тратил деньги на подготовку корабля и вооружения. Жизнь закипела вновь и заиграла яркими красками. Он видел выход вдали узкого коридора и надеялся, что там его ждет новый поворот судьбы.
– Знаете, дорогой Джордж, – размышляла Маргарет Блессингтон, – я в восторге от вашей кипучей деятельности. Вы со стороны мне казались эдаким скучающим романтиком, а вы борец, истинный воин, – ее слова воодушевляли Байрона, и он с удовольствием поддерживал подобные разговоры. – Ваше стремление помочь бедной Греции служит примером нам, ведущим никчемный образ жизни, ничем высоким не заполненный, скучный и однообразный. Кроме того, вы пишете, дорогой Джордж, вас читают поклонники вашего таланта.
Весна полностью вступила в свои права, обогрев даже виллу Негрото, где коротала дни миссис Хант в ожидании очередного отпрыска Ли. Нынче ее волновала жара, присущая этим краям в мае. Поэтому в доме распахивали окна, из-за чего случались сквозняки, и легче Марианне не становилось. Безденежье и полная зависимость от Байрона выводили ее из себя. Она слышала разговоры про подготовку к отплытию в Грецию нового корабля и понимала, что они с Ли останутся на попечении Мэри, у которой денег было не намного больше. Несчастный Хант пытался выкручиваться с «Либералом», подготавливая третий выпуск, для которого Байрон написал «Синие чулки». Однако Ли чувствовал: сотрудничеству с Джорджем приходит конец. И тот и другой понимали: затея провалилась, а основной ее вдохновитель, Перси Шелли, мертв и неспособен воодушевлять своих друзей на дальнейшие подвиги.