Внимание немцев к Средиземноморью возрастало по мере того, как перспективы высадки на берега Англии с каждым месяцем отодвигались всё дальше и дальше. В ноябре 1940 года командующий кригсмарине (германские ВМС) гроссадмирал Эрих Редер поделился с фюрером следующими откровениями: «Англичане всегда рассматривали Средиземное море как центр своей мировой империи… Италия, окруженная британской мощью, быстро становится главным объектом нападения… Итальянцы еще не осознали этой опасности, когда отказывались от нашей помощи… Однако Германия должна вести войну против Великобритании всеми имеющимися в ее распоряжении средствами, прежде чем Соединенные Штаты окажутся в состоянии эффективно вмешаться… Гибралтар должен быть захвачен. Канарские острова должны быть захвачены… Суэцкий канал должен быть захвачен» (Ширер. Т. 2. С. 200). В известной мере подобные заявки напоминали речь Ноздрева при демонстрации своих владений Чичикову, хотя в гораздо более мирных условиях. Многократное повторение «должен быть захвачен» наводит на мысль, что командующий кригсмарине испытал повреждение мыслительного аппарата, если бы не аналогичные явления у других представителей гитлеровского руководства, причем с теми же последствиями. Поэтому по истечении времени трудно понять, где в этом высказывании соображения, отвечающие реалиям войны, а где плод воспаленного воображения. Тем более что первые же попытки обзавестись союзниками встретили у кандидатов более чем прохладное отношение.
Так, обсуждение этой проблемы с Франко, без которого был невозможен захват Гибралтара, принесли Гитлеру сплошное разочарование. Каудильо всеми силами, по опыту собственной гражданской войны 1936–1939 годов, старался избежать участия в новом военном конфликте, чем вызвал характерную реакцию главы немецкого дипломатического ведомства: «Неблагодарный трус! Он обязан нам всем, а теперь не хочет присоединиться!» Реакция Петена (опять таки на уровне обещания) внешне выглядела более благоприятной: «Французское правительство будет поддерживать в пределах своих возможностей те меры, которые намерены предпринять державы оси». Но не более того…
Между тем в водах Средиземноморья дела шли своим чередом, пока без особых надежд на будущее, для обеих сторон. Второй рейс «Аргуса», предпринятый в ноябре, привел к трагедии: уже в полете ветер сменился на встречный и из поднявшихся с авианосца четырнадцати самолетов у девяти не хватило горючего, и доблестные пилоты нашли смерть в море – перемена в погоде оказалась страшнее огневого вражеского противодействия.
Правда, Мальта не ограничивалась только собственной обороной. Когда англичане убедились, что итальянцы старательно избегают боестолкновений, Кэнингхэм принял решение навязать им свое, причем в ситуации, которой они не могли избежать. Лучше всего для этого подходила главная база итальянского флота в Таранто, доступная для самолетов разведчиков с Мальты, которые успешно провели аэрофотосъемку, обнаружив стоявшие в ней на якорях пять линкоров противника. Определенно такого случая нельзя было упускать, и адмирал Кэнингхэм принял верное, хотя и рискованное решение, тем более что это была первая атака с воздуха авианосным соединением с применением торпед на бипланах «Свордфиш». Успешно выполненная атака в ночь с 11 на 12 ноября была произведена самолетами авианосца «Илластриесс» («Игл» из-за механического повреждения не принял участия в этой операции, выделив для нее часть своих самолетов с наиболее опытными экипажами).
Авианосец «Илластриес» покинул Александрию 6 ноября и спустя пять дней в сопровождении отряда прикрытия в составе четырех эсминцев и четырех крейсеров в 18 часов 11 ноября прибыл в назначенную точку в 130 километрах к юго-востоку от Таранто, не будучи замеченным итальянской воздушной разведкой. С наступлением темного времени в 20.40 авианосец начал выпускать самолеты, среди которых 11 машин несли торпеды, а 10 – бомбы и специальные осветительные устройства, которые с воды освещали цели и одновременно играли роль маяков при выходе на вражеские корабли. Применение этих средств оправдало себя, тем более, что полная луна и возникшие на берегу пожары освещали вражеские линкоры, которых оказалось шесть вместо пяти. «Свордфиши», вооруженные торпедами, в темноте заходили с берега на малой высоте, чтобы избежать столкновения с аэростатами, прикрывавшими стоянку с моря. В полном смысле цели атак оказались как на ладони, что в значительной степени обеспечило их успех, тем более что огонь зенитных средств носил плотный, но настолько бессистемный характер, что потери в летных экипажах оказались минимальными. Новейший «Литорио» получил три торпеды, «Кавур» – одну-единственную, которой хватило, чтобы этот корабль уже ни разу не вышел в море. Еще одна поразила «Дуилио».
Проведенная на следующий день аэрофотосъемка показала, что все линкоры затонули на своих стоянках, причем «Литорио» осел носом так, что его винты поднялись над поверхностью воды, а остальные погрузились до верхней палубы. На подъем поврежденных кораблей и последующий ремонт потребовалось полгода. Новое средство войны на море блестяще оправдало себя, так что историк войны на море с полным основанием мог констатировать: «Это был важный вклад в новые способы и методы морской войны. Атака Таранто полностью оправдала веру в авианосные самолеты, как наиболее мощное оружие новой эпохи» (Роскилл. С. 149). Правда, наиболее полные выводы из событий в Таранто сделали японцы, в чем весь мир убедился год спустя на примере Пёрл-Харбора.
У нашего современника при виде скромного биплана «Свордфиш» возникают аналогии с нашим знаменитым У-2, что едва ли справедливо, прежде всего, из-за разной мощности моторов: соответственно 700 и 150 л.с. Глядя на фото британской машины, трудно представить, что этот скромный аэроплан способен был нести торпеду. Способен, и не только нести, что он доказал своим участием в атаке Таранто, но спустя полгода в погоне за «Бисмарком» на просторах Атлантики еще раз продемонстрировав роль авиации в морских сражениях. Очевидно, новые времена требовали новых решений старых проблем в попытке обеспечить господство на море.
Определенно к исходу 1940 года обстановка в Средиземном море изменилась в пользу английского флота, хотя доставка грузов и вооружения в Египет, тем не менее, происходила в обход мыса Доброй Надежды. Но на будущее стало ясно, что необходимо удерживать Мальту во чтобы то ни стало, для чего и продолжалась не просто проводка отдельных конвоев, но взаимодействие сил как с запада (соединением Эйч под командованием адмирала Сомервилла), так и с востока (Средиземноморским флотом под командованием адмирала Кэнингхэма). И убрать препятствие в виде итальянских кораблей (шесть эсминцев, двух торпедных катеров и восьми подводных лодок) из Красного моря, что понадобилось очень скоро.
Одна совместная операция привела 27 ноября к весьма показательному бою у мыса Спартивенто вблизи южной оконечности острова Сардиния, восприятие которого дается глазами одного из участников, артиллерийского офицера с эсминца «Файрдрэйк». Для понимания складывающейся обстановки лишь отметим, что от соединения Эйч в сражении участвовали линкор «Ринаун», авианосец «Арк Роял», пять крейсеров и девять эсминцев, а от эскадры из Александрии – линкор «Рамилес», крейсера «Бэрвик» и «Ньюкэстль», а также пять эсминцев. Указанные подразделения после встречи должны были обеспечить проводку девяти транспортов на восток, из которых часть предназначалась со своим грузом на Мальту, а остальные – в Александрию. Когда конвой с запада оказался на меридиане острова Гулета, воздушная разведка итальянцев с аэродромов Сардинии обнаружила его присутствие, и адмирал Компаниони во главе сильного соединения (два линкора, пять крейсеров и 12 эсминцев) отправился на пересечку (или, по-сухопутному, – на перехват), как ему показалось, своей потенциальной добыче. Дальнейшее описание развития событий приводим глазами англичан с борта одного из эсминцев охранения соединения Эйч, моряки которого были единодушны в своем желании в ожидании встречи, тем более после погрома в Таранто.