Володарь припал на колено, прикрыл Давыда щитом. Окованное железом дерево отразило смертельный удар. Из переулка прыснули половцы. Вопя, мешая друг другу, они ринулись на врага. Стрелы роились над сражающимися, подобно пчелам в цветущем саду. Их жала несли смерть. Князья оказались погребёнными под грудой окровавленных тел. Амирам слышал надсадный хрип Давыда и яростную брань Володаря.
Противник отступил. Увлечённые боевым азартом, позабыв на время о поверженных предводителях, половцы последовали за бегущим врагом. Где дружина русичей? Сражение переместилось на другую улицу. Скоро звон металла и крики затихли в отдалении. Тогда Амирам покинул своё укрытие. Он помог Рюриковичам выбраться из-под трупов. Оба князя были покрыты кровью, но, кроме нескольких царапин, не нашли друг на друге иных увечий.
Откуда-то явился перепуганный Илюша, но, увидев своего князя живым, быстро успокоился, кинул меч в ножны, предварительно обтерев с лезвия кровь об Амирамову куртку.
– Где дружина? – хрипло спросил Володарь.
– Там… – Илюша махнул рукой в сторону моря. – Злые в этом городе люди живут! Нипочем не хотят сдаваться!
– Веди! – рыкнул Володарь.
Он отряхнулся по-собачьи, порыскал глазами, вытащил из-под бездыханного тела щит. Звеня металлом и громко топоча, князь и его оруженосец заспешили прочь по улице.
* * *
Защитники Горзувиты оборонялись упорно. Застигнутые внезапным нападением, они нашли в себе силы для отражения захватчиков. Они перегораживали улицы повозками, разили стрелами из укрытий, из окон домов, из подворотен. Лигуриец видел безбородых юнцов и молоденьких дев, вооружённых серпами, мотыгами, едва ли не мамкиными веретенами. У них не было шансов против закалённых бойцов, но они сражались, по двое, по трое набрасываясь на половца. Русичи также сражались в пешем строю, оставили коней у городских ворот. Слишком узки улицы Горзувиты, на коне не развернуться. А в пешем строю русичам непривычно, неловко сражаться. Но сражаются, терпят, теснят защитников.
Амирам шнырял по переулкам, стараясь оставаться незамеченным. Жажда обладания заветной чашей влекла его на меркнущий закат. Он чутко прислушивался и зорко присматривался, стараясь провидеть исход сражения. Он чуял: как бы яростны и отважны ни были защитники крепости, всё равно у них нет шансов против хорошо обученного, пусть и немногочисленного, но опытного войска. Амирам взобрался на стену. Всё в порядке: три мачты виднелись вдали. Дромоны бросили якорь в виду города. Под стеной, у пристани, покачивались на волнах несколько рыбачьих лодок. Просчитав все пути бегства, если таковое потребуется, Амирам спустился в город.
* * *
Побоище затихало вместе с умиранием дня. Лигурийцу встретился воевода Пафнутий, тащивший за бороду упирающегося волхва. Следом волочился измочаленный штормами Борщ в обнимку с магическим гусем. Близилось торжество. Звон железа на улицах Горзувиты стал затихать.
В одном из двориков Амирам узрел последствия жестокой резни: трупы убитых половцев лежали там вперемешку с телами поверженных ими врагов. Амирам быстро прикинул потери дружины Володаря. Выходило так, что на улицах Горзувиты младший из Рюриковичей потерял не менее половины дружины. Лигуриец слышал стоны и мольбы о помощи, но он не мог задерживаться. Его ждала заветная чаша.
* * *
Небольшая церковка с узкими стрельчатыми оконцами и врастающей в землю дверью приютилась с тыльной стороны крепостцы. В обычное время тут непрерывно и днем, и ночью сновали люди. Но сейчас оказалось пустынно. Жители утекли к противоположной стороне стены. Они уж и не пытались оборонять городишко. Плохо вооружённые, растерянные, они бестолково метались по улицам. Захватчики били их и погибали сами. Амирам огляделся. Невдалеке слышалась отчаянная возня. Вопли перемежались глухими ударами. Из дверей храма тянуло ладанным ароматом. Амирам осторожно заглянул внутрь. Солнечный свет косыми полосами лёг на белёные стены. Куньим хвостом извивался дымок. Уголья тлели в курильницах. Острый взгляд кормчего сразу приметил согбенную фигуру, едва различимую на фоне стен. Старик молился на искусно вырезанное и отполированное кипарисовое распятие. Лигуриец вошёл под своды, огляделся. Всё, как обычно: позолоченный алтарь, на стенах скупая, местами незавершённая роспись: христианские новомученники, терзаемые на цирковой арене дикими зверями. Нарисовано грубо бесталанным маляром, но задушевно, как это часто бывает в христианских церквах. Старик не обернулся на звук его шагов. Амирам занёс меч, изготовился отсечь голову одним ударом, когда каменная десница сомкнулась на его запястье. Амирам дрогнул, обернулся. Князь Володарь вперил в него покрасневшие, слезящиеся от дыма глаза.
– Не тронь! – рявкнул князь, и Амирам повиновался.
Удивительно, сколь пронырливы и коварны бывают порой русичи! По привычке положив меч на плечо, он направился к узкой двери – выходу. Половец ввалился под сумрачные своды так стремительно, словно неведомый легионер выстрелил им из карроболисты. В боевом кураже он принялся для острастки крушить стены. Метил в изображения христианских новомученников огромной палицей, отлитой из чугунины. Острые каменные осколки прыснули в лицо Амирама. Внутренность часовни наполнилась пылью. Лигуриец принял боевую позицию, выставив перед собой меч. Но сойтись в схватке ему не довелось. Князь Володарь зарезал сподвижника быстро и умело, единым росчерком меча. Увесистая палица с металлическим грохотом покатилась по каменному полу. Кровь язычника оросила христианский алтарь. Половецкий дружинник рухнул замертво под ноги безучастному попу.
– Жаль, конечно, – скривился Володарь. – Уйкуч был хорошим бойцом. Эх, что же осталось от моей дружины?! И Мэтигай ранен! А ты живи, отец, помолись и за нас, грешных, и за нехристей…
Князь шагнул через тело убитого половца. Амирам изумился, заметив на его щеках слёзы.
* * *
Весь следующий день они собирали убитых, омывали с тел вражескую кровь, перевязывали раны. Никчемный Возгарь оказался, впрочем, неплохим врачевателем. Под вечер, едва отдышались от ратных трудов, участники похода услышали гудение рога над сонной бухтой. С кораблей подали сигнал: парус на горизонте! Амирам поспешил к пристани. Недолго вглядывался он в ясную даль, быстро успокоился. Судно небольшое. И мачта, и нос вызолочены, парус вышит шелками в жёлто-багровых тонах.
– Это пегеговорщик, – доложил корабельщик Давыду Игоревичу. – Нас опегежает г, омкая слава!
– Посланец высокочинный! – проговорил удовлетворённо князь Давыд, когда одетый в блестящий доспех ромей сошёл на пристань.
Знатному ромею сопутствовала свита. Заметив, как напрягся Володарь, Амирам стал вглядываться в лица посланцев. В длинной сутане из плотного лилового шёлка, с вызолоченным чеканным распятием на груди среди свиты горбился смазливый скопец. Тот самый, что клялся и крест целовал, тот самый, что в неслыханно короткий срок исхитрился добраться до власть предержащих и поднять вселенскую тревогу.
– Воздать почести? – осведомился Желя.
– Довольно почестей! Воздали уж! – приосанился князь Давыд.