– Стой, дурак! А почему?
– Я это чувствую, понимаешь? Как ящер. Вот тут вот чувствую, – Лопатин постучал себя по затылку. – Это как Ева с чёртовым яблоком. Сожрёшь его и будешь потом всю жизнь маяться.
– Ага! То есть, пусть Ева остается со своим яблоком, а ты в пидеры, что ли, пойдёшь?
– При чём тут пидеры? Совсем сдурел. Я пойду к Соне Шнейдер и объясню ей теорему Ферма.
– На фига? Тебе Сонька больше этой Евы нравится, или у неё яблока нет?
– У неё есть, только не яблоко, а папа.
– Папа? А кто у неё папа?
– Яковлев, ау, проснись! Папа у неё Семен Семенович Шнейдер. Владелец Эллипс-банка. И этот банк занимает третье место в рейтинге банков нашей страны.
– Думаешь, у Евы папы нет?
– Не знаю, и узнавать не собираюсь. Это рискованно. Я вот нацелился уже.
– Экий ты, Лопатин, расчётливый.
– Угу. Ничего в этом плохого не вижу.
– А как же Ева? Как она теперь без тебя? – Валерка сделал вид, что шмыгнул носом и вытер несуществующую слезу.
– Как-нибудь перебьётся, – Лопатин заржал и тихонько дал приятелю по шее. – Выйдет замуж за проходимца какого-нибудь или шаромыжника.
– Это почему еще? Может она себе тоже банкира найдёт?
– Да хоть принца! Всё равно он будет шаромыжником.
– С чего бы это?
– С того, что это буду не я. Только я знаю, как с этим её яблоком обращаться.
– Скромный ты, однако, Лопатин!
– Это точно, – согласился Лёша. – А вот и зверь, который на ловца бежит, – сообщил он Яковлеву.
Навстречу им по коридору неслась Соня Шнейдер. Высоченные каблуки несколько мешали её стремительному полёту, поэтому Соня часто-часто перебирала ногами. К груди она прижимала, что-то меховое и невероятно красивое.
– Что, опоздала?! – испуганно вскрикнула она, утыкаясь в перегородившего ей дорогу Лопатина.
– Не-а, – мотнул головой Лопатин. – Отдышись, перенесли на час позже.
– У-ф-ф-ф! – выдохнула Соня, взглянув на часы. В глаза Лопатину сверкнуло бриллиантовым блеском. – Ничего не могу с собой поделать, всё время опаздываю, – пожаловалась Соня.
– Просто ты очень свободный человек, не встраиваешься в рамки. – Лопатин мило улыбнулся, собрав в кучу всё свое обаяние.
Валерка Яковлев фыркнул и уставился в сторону.
– Нет, я обычная раздолбайка, – не согласилась Соня.
– И скромница! Ты готова?
Соня помотала головой.
– Смеёшься, что ли? Я ни в зуб ногой! Чёртова теорема Ферма! Может, повезет и чего-нибудь другое достанется, – Соня сунула Лопатину в руки свои меха и принялась копаться в огромной сумке. – Вот! – она достала свернутые в трубочку шпаргалки. – У девчонок в общаге достала.
– Ты хоть читала? – Лопатин преисполнился сочувствием.
– Ну, так, – Соня повертела ручкой туда-сюда. – Чего читать-то? Всё равно ничего не понятно.
– Так тебе не шпаргалки нужны, а зелёные конвертируемые эквиваленты крепких знаний!
– Ты что? – возмутилась Соня. – Меня папа пристукнет, если узнает.
– Ладно, хорош болтать уже, пошли сдаваться, – подал голос Валерка.
Вся троица побрела назад к дверям аудитории, где планировался зачёт по математике. Лопатин опасливо поглядел на двери кафедры экономики производства и облегченно выдохнул. Блондинка и её подружка, прозванная им Евой, уже испарились. У дверей аудитории толпились студенты группы Лопатина.
– Сонь, – Лопатин придержал Соню за локоток, – если не сдашь, могу помочь?
– Знаю я, Совков, твою помощь, – фыркнула Соня. – Дороже только на Луне!
Это она намекнула на то, что Лопатин иногда подрабатывал репетиторством среди сокурсников и студентов младших курсов.
– Как можно, Соня?! Для тебя исключительно стопроцентная скидка!
– С чего бы это? – Соня подозрительно прищурилась.
– Гусары с женщин денег не берут, – сообщил довольный собой Лопатин.
– Так-то гусары! – рассмеялась Соня. – А ты, Лопатин, настоящий Совков.
Сказав эти обидные слова, она забрала у Лопатина свои меха, и покачиваясь на каблуках, поплыла в сторону девчонок.
– Почему это я Совков? – поинтересовался у Валерки Яковлева расстроенный Лопатин.
Валерка пожал плечами:
– Да кто их разберет этих мажоров!
Зачет Лопатин, разумеется, сдал легко и непринужденно. Валерка тоже не подкачал, и приятели, довольные собой, отправились домой отмечать это событие. Валерка планировал по такому случаю опробовать новый шведский рецепт и пожарить лосося с чесноком и водкой.
Когда Лопатин покидал аудиторию, он кинул взгляд в сторону Сони. Та сидела, обхватив голову руками.
«Вот тебе, Сонечка, и Совков!» – подумал Лопатин, злорадно ухмыляясь.
* * *
– Соня! Соня, ты где? Выходи поцелуй дорого папочку! – Сонин отец Семен Семенович Шнейдер имел замечательную привычку орать на всю их огромную трехуровневую квартиру. Причем орать так, что его крики были слышны в каждом уголке. Даже на самом верхнем уровне в зимнем саду, где уютно расположилась Соня. За стеклянными стенами зимнего сада буйствовала Питерская постоянная непогода, мела метель, снег манной крупой стучал в стёкла. И как бы в насмешку над всей этой зимней природной вакханалией в стеклянном саду Шнейдеров росли диковинные пальмы, цвели орхидеи и даже присутствовала отдельная грядка с разномастными помидорами, которые выращивал Семен Семенович Шнейдер. Именно там, у грядки с помидорами, в удобном плетеном кресле-качалке устроилась Соня вместе с «Американской трагедией» Драйзера.
В моду у читающей публики вошли классики, как российские, так и все остальные. В кругу интеллигентной питерской молодежи, к которому себя относила Соня Шнейдер, хорошим тоном считалось подискутировать о психологизме Достоевского и обсудить гениальность Стейнбека. Так что приходилось почитывать, чтобы быть в тренде. Достоевского Соня осилила в размере школьной программы, а именно, с трудом прочла «Преступление и наказание». Взялась, было, за «Братьев Карамазовых», но бросила в самом начале. Достоевский Соне не нравился, он казался скучным и замороченным. Она не понимала и не разделяла страхов и страданий его героев. Драйзер, по мнению Сони, тоже недалеко ушел от Достоевского, да и сюжет «Американской трагедии» слегка смахивал на убийство Раскольниковым старухи-процентщицы. С той лишь разницей, что вместо старухи американский Раскольников замочил беременную женщину, стоявшую на его пути к успеху.
Соня тяжело вздохнула, оставила «Американскую трагедию» среди пахнущих летом помидоров и потащилась вниз. Папа пришёл с работы, поэтому вся семья должна быть в сборе, чтобы доложить об успехах за день и получить ценные руководящие указания. Семену Семеновичу явно не хватало для руководства своего второго, после Сони, любимого детища – крупнейшего в городе и третьего по стране банка. Известный банкир Шнейдер всегда был переполнен новыми идеями и проектами. Он буквально фонтанировал разными способами зарабатывания денег. Деньги он любил, а они отвечали ему взаимностью. Однако времени Семена Семеновича с лихвой хватало и на руководство домочадцами – женой Зинаидой Аркадьевной и единственной дочкой Соней. Сонина мама Зинаида Аркадьевна любила говаривать, что у её супруга в заднице пропеллер. Он был вездесущ и одновременно руководил всем подряд, при этом, не забывая еще весело проводить время с многочисленными друзьями за рюмкой водки. Семен Семенович хоть и был знатоком и разборчивым ценителем дорогих вин и коньяков, но больше всего любил выпить хорошей водочки с солёным огурчиком, селёдочкой, чёрным хлебушком и холодной варёной картошечкой с лучком. И, о ужас! Семен Семенович Шнейдер просто обожал мороженое сало с чесноком. Вырос-то отец Сони совсем не в Израиле, а среди простых советских евреев, переживших блокаду и прошедших отечественную войну.