Нет, не пережди, да, не переждать,
Жизнь не пережить, слов не переврать.
Голоса ворон в шелесте ветвей.
Утром слышен звон тысячи смертей.
Я так забываюсь, представляя себе то, что описывается в стихе, что не сразу понимаю, что передо мной стоит Женя с двумя незнакомыми девочками.
Днем нам снова в бой, днем нас ждут бои…
Я испуганно замолкаю.
– А дальше? – просит Женя. Она меня не узнает.
Со своей бедой да с гнильем внутри, —
заканчиваю я, стараясь говорить басом. Женины подружки хихикают, но Жене стих явно понравился.
– А кто автор? – спрашивает она.
– Не помню… забыл, – машу я.
– Видишь – здесь все стихи читают, – обращается Женя к подружке. – Курочка, а можно с тобой сфотографироваться? – Это уже мне.
Я пытаюсь кивнуть, куриная голова-каска заваливается вперед и чуть не слетает с меня. Женя просит прохожего нас сфотографировать, и девочки обступают меня со всех сторон.
Они всё смеются и смеются и идут себе дальше, а я остаюсь стоять со своими листовками, в дурацком костюме и глубокой задумчивости по поводу того, почему у меня в жизни все так глупо происходит?
* * *
Я варю сосиски под руководством Ларисы Дмитриевны. Она сидит за столом у меня за спиной. Я уже смирился с тем, что хитрая старуха ест нашу с мамой еду, и теперь мы с ней устраиваем что-то вроде обычного человеческого обеда. Пока вода закипает, Лариса Дмитриевна рассказывает о своем муже-профессоре, который умер почти десять лет назад. И о том, что у них не было детей. И о том, что у них с мужем осталась двухкомнатная квартира с балконом и высокими потолками почти в три метра, но она эту квартиру сдает и на вырученные деньги снимает комнату у нас, а на оставшиеся покупает себе еду и лекарства. Насчет еды – это, конечно, неправда, но я молчу.
– Чего, мамашка твоя болеет? – спрашивает Лариса Дмитриевна.
Я киваю. В последнее время мама совсем перестала что-либо делать, в том числе есть и выходить из комнаты.
Хлопает входная дверь. Это Эдик. Он прямо в одежде проходит к нам на кухню. Настроение у него отличное, он побрился и выглядит не таким удивленным и ничего не соображающим, как обычно. Эдик достает из нагрудного кармана небольшую пачку денег – купюры по тысяче и пятисот рублей – и протягивает их Ларисе Дмитриевне.
– Вам! За оказание помощи и поддержки! – говорит он.
Мы с Ларисой Дмитриевной недоумеваем: какая-такая помощь?
– За удобрения. И советы. Ну, рассада класс пошла! – поясняет Эдик. – Все продал. Это – деньги!
Он поворачивается ко мне и протягивает вторую пачку, перетянутую резиночкой.
– За комнату! На! – говорит он.
Лариса Дмитриевна убирает деньги в кармашек халата дрожащими руками.
– Эдинька, покушай с нами, – говорит она.
Эдик сияет так, как будто он супергерой и только что спас кучу невинных жизней. Он садится за стол с видом именинника, которому сейчас будут вручать подарки. Лариса Дмитриевна велит ему помыть руки.
* * *
Мы с Женей стоим перед витриной «Евросети» и смотрим на мобильные телефоны. Мне неудобно смотреть на витрину, так как в руках у меня два больших букета цветов.
– Смотри, вот этот вот! Там вай-фай есть, сможешь «ВКонтакте» сидеть! – советует Женя.
Мне толком не видно, на какой именно телефон показывает Женя, – букеты мешают обзору. Я решаюсь. Протягиваю один букет ей.
– Вот, – говорю я, – это тебе. Спасибо тебе за то, что ты есть.
У меня все как всегда вышло глупо – поскольку появились деньги, я решил купить Жене и маме цветов. Но так как после школы я должен был работать курицей, купить цветы заранее, до встречи с Женей, я не успел. Пришлось покупать прямо при ней. А потом как-то глупо уже было дарить.
Женя почему-то смущена. Оказывается, ей еще никто никогда не дарил цветы.
Я захожу в магазин. Я настроен решительно.
* * *
Посреди улицы стоит огромная желтая курица, из глубин куриного живота доносится звук «динь-динь-динь-динь». Это звонит мой новый мобильный в кармане. Курица запускает руку себе в горло и вытаскивает оттуда телефон. Зрелище не для слабонервных.
– Мам, я же просил. Я на работе, – начинаю я. – Мам, что случилось? Успокойся, все в поря… Звонит в дверь? Не открывай! Позови Эдика!! Его нет?! Я щас буду! Мам, успокойся!!
Огромная желтая курица бежит по улице. Вбегает во двор. Дергает дверь в подъезд, дверь не открывается, потому что курица ввела не тот код в домофоне. Курица в панике.
Возвращающийся с прогулки Эдик тоже хотел зайти в подъезд. Эдик видит курицу и застывает в недоумении.
– Жесть, – говорит Эдик.
Зажмуривается. Открывает глаза. Все тот же родной двор и желтая курица приплясывает перед дверью.
– Надо завязывать… – задумчиво говорит Эдик, обращаясь к самому себе.
В костюме я не влезаю в лифт, поэтому бегу на наш этаж по лестнице. В костюме это очень тяжело. Еще не добежав до квартиры, я слышу настойчивые звонки в дверь, сердитые возгласы:
– Ну откройте, нууу!
Перед дверью в нашу квартиру стоит Рита.
– Здравствуйте, – говорю я.
Рита пугается курицы и продолжает жать на звонок.
Еще больше пугается Эдик, который приехал на лифте и обнаружил, что курица, мало того что не является его галлюцинацией, так еще и стоит перед дверью его квартиры и, видимо, собирается в нее войти. Эдик на всякий случай нажимает на кнопку «один» и едет обратно на первый этаж.
– Это я, – говорю я.
Рита смотрит на меня и жмет, и жмет на звонок.
– Это я, Кеша, – говорю я. – Перестаньте.
– Что перестаньте?
– Звонить.
Наконец я догадываюсь снять куриную голову. Рита перестает звонить в дверь.
– Я хочу поговорить с твоей мамой, – говорит она.
– Понятно, – говорю я.
– Она не открывает, – говорит Рита.
– Ну да, – говорю я.
– Но она же дома!
Я киваю.
Рита хватает меня за руку.
– Пожалуйста! Я в отчаянье! – говорит она.
У нее раскрасневшееся заплаканное лицо. Мне становится жаль Риту.