Захлопнул дверь и окна, тотчас же, не раздумывая, заколотил их досками и укрепил дупло — вернее, превратил его в крепость. Навесил на дверь цепочки и всевозможные замки, приладил хитроумные запоры-засовы, а сам забился на самое дно комода и сидит, дрожит, стуча зубами от страха.
Беда, да и только!
Глава третья,
в которой главный герой, к сожалению, по-прежнему не появляется. Зато: 1. Вся остальная компания чаёвничает, 2. Прилетает шпион-разведчик из лагеря чудовищ. 3. Уборщик готов отправиться в путь. Но пока что мы находимся на поляне, где Уборщик - как ему было велено - думает о Трусишке
— Думаю я о нём, а что толку? — горестно махнул рукой Уборщик. — Сердце кровью обливается, стоит мне только о нём вспомнить! — Он ещё крепче стиснул ручку своего клетчатого чемоданчика. — Но всё равно здесь житья больше нету!
— Твоя правда, жизнь у нас стала кошмарная, — пробурчал Пылемёт. — Но ведь если спрятать голову в песок, то бишь в землю, и вовсе ничего не увидишь. — Поморгав подслеповатыми глазами, он глянул на небо и шёпотом добавил: — Даже чудовищ...
— А кроме того, — вмешался Чутьчутик, — если че-че-честь-че-честью делать своё дело, чи-чи-чистить лес, чи-чи-чикать, то есть подрезать ветки и не совать свой длинный нос в чу-чу-чужую че-че-чепуху, глядишь, и беда обойдёт стороной.
— Не желаю я прятать голову в песок! — взорвался Уборщик. — И рот держать на замке — тоже не для меня. Разговаривать шёпотом у себя в Роще? Нет уж, увольте!
— Тише, тише, не так громко... — умоляюще взглянул на него Пылемёт.
— За дурака меня держите?! Чудища поганые всё тут затопчут, напакостят, а я за ними мой-убирай? Вперёд! — скомандовал самому себе Уборщик.
— Попьём чайку напоследок? — просительно сказал Чутьчутик. — Как говорится, на посошок.
Минуту спустя друзья уже сидели вокруг чурбака. Скатерть была мятая, чайник тоже отнюдь не сверкал белизной, но в чашки струился ароматный хвойный чай и мирно позвякивали ложечки. Из бокового кармашка чемодана Уборщик достал свёрток, замотанный в платок с красными горохами.
— Печенье с корицей, — предложил он компании. — В дорогу себе припас...
Друзья прихлёбывали чай, лакомились печеньем, изредка обмениваясь словами.
— Налить ещё чашечку?
— Берите печенье, не стесняйтесь.
— Сахарку? Лимон хочешь?
И вновь повисало молчание.
— Чай тоже не в удовольствие, — не выдержал наконец Уборщик. — Хоть ты тут расшибись! Какое чаепитие без него? — он мотнул головой в сторону дупла.
— Верно, — вздохнул Чутьчутик. — Сказки, истории... Как давно мы их не слышали!
— Может, предложить ему ча-чайку? Вдруг настроение у него улучшится?
Остальные дружно замахали руками, и вновь повисло молчание.
— А что, если... — чуть погодя робко предложил Пылемёт.
— Если — что?
— Если мы сами станем рассказывать себе истории?
Неожиданная идея привела друзей в восторг.
— Давайте! Здорово придумано! Колоссально!
Когда ликование поутихло, приятели стали расшаркиваться друг перед другом.
— Начинай ты!
— Нет-нет, только после тебя.
— Я присоединюсь потом.
Все умолкли, ломая голову, с чего бы начать.
— Как-то раз... однажды... жили-были... — расхрабрился Пылемёт.
— Уже интересно! — оживились остальные. — Давай дальше!
Пылемёт хорошенько прокашлялся и завёл по новой.
— В общем, значит... жили-были. А может, лучше ты? — учтиво предложил он Уборщику.
— Пожалуйста. Жили-были, не тужили... — дальше этого не ушагал и тот. Как, впрочем, и Чутьчутик.
Сказка застряла окончательно. Кто — были? Где жили? И почему не тужили? Поди тут разбери...
— Выходит, нет у нас больше ни сказок, ни историй? — всхлипнул Пылемёт.
— Как это нет? — вскрикнул Уборщик. — Просто все они там, в дупле. У него.
— Значит, накрылись наши сказки. Вернее, закрылись. На все замки-засовы.
— Так оно надёжней, — утешил приятелей Уборщик. — Целей будут! Кстати, — продолжил он обиженным тоном, — могли бы и мне уделить хоть какое-то внимание. В конце концов, это последнее чаепитие готовилось в мою честь, так что не мешало бы...
Что именно не мешало бы, так и осталось неизвестным, поскольку в это мгновенье послышались рёв и треск, и на небе появилось некое отвратительное существо. С крыльями, но не птица и не самолёт, и вообще ни на что не похожее. Кожистые крылья покрыты складками, и стоило неведомому чудищу взмахнуть крыльями, как складки обвисали, начинали тереться друг о дружку издавая пренеприятный треск. Глаза... глаз у чудища хватало с избытком, каждый висел на отдельной ножке и хищно обшаривал землю, леса-поля, ничего не оставляя незамеченным. Словом, пялилось во все глаза. Потому и прозвали чудище Лупоглазой Трескучкой.
— Шпион! Вражеский разведчик! — завопил Пылемёт, силясь перекричать шум. — Опять подвалил! По нему хоть часы проверяй. Кружит над головой, зыркает глазищами, высматривает, нет ли каких перемен со вчерашнего дня.
— Нет у нас никаких перемен, не надейся! — прокричал Уборщик, задрав голову к небу. — Как вчера вас терпеть не могли, так и нынче на дух не принимаем! — и, обращаясь к остальным, пояснил: — Повадился прилетать в одно и то же время, хочет, чтоб мы к нему привыкли. Чтобы его появление стало таким же естественным, как восход солнца или весеннее цветение. А стоит только нам привыкнуть, и тогда уж без разницы, здесь он или нет его. Тогда он здесь и обоснуется, словно испокон веков в Роще жил! Но лично я к тебе привыкать не намерен! Слышишь, ты?! — Уборщик воздел кулаки к небу. — Чёрта лысого я к тебе привыкну!
Лупоглазая Трескучка нырнул к себе подмышку (если предположить, что уродина с перепончатыми крыльями способна обладать подмышками), и на землю посыпалось что-то, взметаемое ветром.
Трескучка убрался восвояси, а сброшенный им мусор медленно опускался вниз. Одна из этих штуковин угодила в чашку Пылемёта, мигом размокнув в чае.
— Чу-чу-чур меня! — взволнованно пролепетал Чутьчутик. — Да это же вражеская пропаганда! Весь лес своими чу-чу-чудовищными листовками засыпал!
Размокшую бумажонку сунули Уборщику, так как из всей компании он один умел сносно читать. Грамотей с трудом разбирал заострённые, как колючки буквы, которые наконец сложились в одну-единственную фразу: