Отморозки: Другим путем - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Земляной cтр.№ 54

Cтраница 54

Субботний день третьего января выдался на удивление солнечным и тёплым, что для Петербурга было в общем нечастым явлением. Горожане толпами гуляли по городу, и все общественные места были заполнены принарядившейся публикой, отражающей все слои общества. Вот с работницей в душегрейке и цветастом платке прошёл молодой парень в новеньком нагольном полушубке, штанах, заправленных в начищенные сапоги, и высоком картузе. Вот из фотографической студии вышла семья – дородный господин в светлом тяжелом пальто с бобровым воротником и такой же шапке и женщина в роскошной котиковой шубке и маленькой зимней шапочке, пряча руки в муфту белого меха. С ними шли дети: двое мальчиков в псевдорусской одежде – суконных зимних кафтанчиках и войлочных бурках, и девочка-подросток в шубке как у матери, из-под которой выглядывал край бело-голубого бархатного платья.

Сквозь толпу скользили громкоголосые разносчики мелкого галантерейного товара, папирос, конфет, зазывалы театров и концертных залов, гремели конские подковы и шипели полозья саней, а недалеко, в Екатерининском сквере, несмотря на морозец, играл военный оркестр, услаждая прогуливающуюся публику звуками вальса…

– …А вот тут, Сашенька, располагалось знаменитое кафе и ресторан «Север», где в советские годы подавали замечательные пирожные и торты, – Анненков посмотрел на вывеску, где значилось: «Андреев, булочно-кондитерская», и в удивлении приподнял брови. – Однако и сейчас он здесь. Не желаете пирожных?

– Пирожные, позавчера – пряники, конфетами каждый день засыпаете… – надула губы девушка. – Так я быстро растолстею и стану жирная и страшная.

– Львов тебя к пролетарской пище приучает? – усмехнулся Борис Владимирович. – Ну, в принципе, правильно, а то скоро всей страной перейдем на пайковую воблу с пшеном, черный хлеб, репчатый лук и чай с сахарином… И хрен тогда кто растолстеет!

– Глеб еще сказал, что чай будет морковный, – сказала Александра без улыбки. – Но успокоил, что нам это не грозит…

– И опять он прав: уж мы-то позаботимся о том, чтобы у нас все было…

– И вам ничего за это не было, – рассмеялась Сашенька, и Анненков поддержал ее веселым хохотом.

– Ну, раз не хочешь пирожных – пойдем, перекусим, – отсмеявшись, сказал генерал. – Вон там – ресторан «Палкинъ». Очень достойное заведение: их черепаховый суп специально из Франции приезжают попробовать… И публика там приличная: Блок заходит, Чехов бывал…

– Пошли, – легко согласилась девушка. – Черепаховый суп я, правда, не люблю, но на Блока посмотреть – это я хочу! И на Чехова – тоже!

– На Чехова – не получится, – хмыкнул Анненков. И в ответ на удивленный взгляд Александры пояснил: – Помер он. В девятьсот четвертом помер. Но богемы всяческой там предостаточно, может, кто интересный и встретится…

Парочка неспешно пересекла Невский проспект и вскоре уже входила в фойе ресторана. А еще через несколько минут, оставив роскошную шубку и генеральскую шинель на алой подкладке в гардеробной, Анненков и Хаке вошли в залу, мгновенно приковав к себе взгляды всех, кто в этот час был гостем «Палкина». И если взгляды женщин останавливались на статном казачьем генерале в парадной форме чёрного цвета с выделяющимся на тёмном фоне мундира орденом Андрея Первозванного и с массивной кобурой на поясе, то мужские взгляды неизменно приковывала его спутница – стройная девушка в легком, воздушном, совершенно не зимнем платье, с украшенной творением Фаберже высокой прической и – что было удивительнее всего! – с георгиевской медалью на высокой груди.

Услужливая память подсказала им, что это – не кто иной, как герой «Ковенского прорыва», обласканный самим государем императором генерал-лейтенант Анненков, а его спутница – должно быть, одна из сестёр милосердия, побывавшая в том знаменитом деле.

Подбежавший метрдотель – простого официанта к такому гостю не подпустят! – рассыпался в любезностях, высыпая на дорогих гостей целый водопад улыбок, поклонов и «ерсов» ^[92]. Он порекомендовал на закуску тертых рябчиков и салат из маслин, икры и печеных яиц, затем предложил попробовать тунца с дыней, устричную похлебку, седло барашка с рисом по-македонски и русский зимний маседуан ^[93].

Анненков величественно кивнул, пожелав также го-сотерн ^[94] для дамы и коньяку для себя.

– Как вы, однако, быстро адаптировались в этом мире, – Александра посмотрела на генерала с нескрываемым удивлением. – А меня все эти «извольте-с, попрошу-с» смущают до невозможности… – Она тихо засмеялась приятным серебряным смехом. – Всё время ощущение, что нахожусь на сцене и скоро опустят занавес, а мы разойдёмся по домам.

– К сожалению, нет, – Борис вздохнул. – На сцене предстоит кровавый спектакль, и сцена эта – у нас дома. Впереди семнадцатый год, революция и все сопутствующие мероприятия. Ещё не передумала насчёт отъезда?

– Нет, наверное… Точно – нет! – Саша очень серьезно посмотрела собеседнику в глаза. – Глеб мне очень много объяснил, а ты – ты больше просто показываешь… – Она вдруг заговорила горячо и несколько бессвязно: —Теперь, когда я точно знаю, что смерти нет, уехать… А вас – единственных людей, которые мне здесь… вы ближе, чем братья, чем родители, чем муж… мужья… И вы в какую-нибудь дыру в Австралии меня не засунете… Вас тут будут убивать, а я – живот на пляже загорать?.. Я… – Она поплотнее, на грани приличия, прижалась к боку Анненкова и с силой руками повернула его лицо к себе. – Я, конечно, не образец добродетели, но сволочью никогда не была! Я жить не смогу, если буду все время думать, что кто-то из вас в это время лежит с пулей в животе или с осколком в голове… И я – с вами, хоть вы тут сталинизм устанавливайте, хоть Северную Корею делайте! Вот!

То, что Александра не была «образцом добродетели», друзья уже выяснили. На другой день после эпохального рассуждения о нравственности медичек, Александра собрала обоих и в ультимативной форме потребовала «перестать меряться письками».

«Как вы не понимаете, что дороги мне оба. И устраивать всякие страсти из-за местных предрассудков я не собираюсь».