Приключения зеркала. Сказки Маруси Козы - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Хамуляк cтр.№ 25

Да только нелегко жилось козушке. Не сидела я дома ни минуточки, егоза была та еще. И матушка уже не рада была характеру такому грозному, и батюшка не знал, как сладить со мною. И кто на мне, такой боевой, жениться захочет. А была я красавицей писаной, детушки: и стройна, и бела, а взор ясный, острый, ум цепкий, нрав веселый, характер — железо! Да отец как в воду глядел: смотрели на меня женихи, восхищалися, а подойти ни один не отваживался. И все вокруг пары создавали да женились, через костры прыгали да за ручку держались. Одна я окаянная, как русалка, все одна свои косы расплетала на глазах у грустных родителей, желавших мне добра и внуков хотеючи.

И не выдержал один раз отец, вывел меня на площадь ярмарочную, где в то время командовал и большим человеком был. Не побоялся насмешек и позора, взял меня за косу мою русую, накрутил на кулачище свой и спросил честной народ, желает ли кто его красавицу-дочь замуж взять. Отдавал самое дорогое, любимое, но предупредил, что я росла на воле, будто трава полевая, набралась силы так, что не каждый такую скосить теперь сможет. Долго люди стояли и смотрели, молодые посмеивались, старые жалели отца. Тут вышел кузнец наш Федор, которого в деревне Горынычем звали, и говорит: «Я возьму, привык с железом-то обходиться, оно в моей руке мягким становится».

И посмотрел на меня Федор Горыныч тогда так, от чего поняла я одну вещь важную: или живу, как и раньше, куда ветер понесет вольный, да всю жизнь одинокую и тоскливую, или пришел час меняться мне. И стало совестно, что раньше я этого в толк взять не могла. С тех пор называю я вашего батюшку не иначе как Федор Горыныч, чтоб не забыть мне урока того, и в честь дня того замечательного, когда повстречала своего любимого и суженого. И увез ваш батюшка меня на свою родину, чтоб без всяких кривотолков и смешков начать жизнь новую с чистого листа, чтобы люди злые больше своих языков не чесали про имя доброе моих родителей, мужа моего да семьи нашей.

* * *

— Скажи, мамушка, почему люди злые бывают? — спросила старшая из дочерей Манюша.

Сидела Маруся Коза у стола и заплетала дочерям косы узорные, чтоб завтра с утра спозаранку в церковь идти нарядными. И удивилась вопросу такому чудному. Кабы кто знал ответ на вопрос этот. Но знала она, ответить надо так, чтоб не просто в одно ухо влетело, а из другого вылетело, а задержалось малек в головке-то. Был бы Федор Горыныч здесь, сумел бы объяснить как следует, чтоб дочки не боялись зла, а сынок вырос славным мужем. Да вот пять лет завтра будет, как ушел муж Маруси Козы и семью оставил.

Вздохнула Маруся и отвечала:

— Понимаешь, доченька, не бывает злых-презлых людей-то.

Удивились дети, аж Клаша голову воротнула так, что коса распалась в руках у матери на волны русые, словно колоски пшеницы. Не выдержал Куля, подбежал и глаза в глаза спросил:

— Как же не бывают, мамушка?! А вот посмотри на злыдень этих Верку Сороку и сестру ее Люську Кроль, что каждый день не ленятся, дразнить нас прибегают. Кричат, что мы де-не здешние, козлята чужие, дети брошенные, прогоняют, камнями кидаться желают.

— Кинули хоть раз? — спросила матушка Кулю.

— Я б им кинул, я б им Курганову гору накидал во двор! — погрозил кулаком Куля в сторону, где жили неприязненные соседи. — Нет, не кидали, но грозились!

— Лает собака, да не кусается, Куля. Цена грош таким людям, но не злые они. Так вот собачки лают на тех, кто послабее, а кто их не слушают — на тех лаять побаиваются.

— Не понимаю, мамушка, — сказал раздосадованный Куля.

— Берите все подушки свои, да у печки раскладывайтесь по пирожку в руке. Вот и вечер наступил, расскажу я вам сказку сегодня про сестер Верку и Люську — злых заколдованных, как раз под сон хорошо, — сказала Маруся детям.

Ох, и крику-визгу радостного было, все свои подушки-сеновалки у открытой печки побросали, калачами увалились; сестры-близнецы спинки друг другу чесать давай, остальные косы заканчивать заплетать да пироги уминать, и ждать волшебный сей момент сказки.

Только Куля странным стал, чесал-чесал свой русый чуб и, встав с подушек, серьезно этак спросил:

— Мамушка, а можно ли про другое чего сказку? Коли тратить целое волшебство про каких-то Верку и Люську, противных вредин. Может, про другое сказ есть?

— Садись, Иннокентий, я про все расскажу, сегодня времени много — на все хватит. Смотри не усни!

Серьезно мамка сказала Куле, он ее тон фирменный знал; редко бывало, но знала она, как детям так сказать, чтоб более не переспрашивали. Ох, и чуб Кулин знал, и косы сестринские знавали иногда тон энтот. Присел сынок. Раз сказала — значит, сказала, на то она и мамка.

— Не бывает злых-презлых людей, ребятушки, — и посмотрела Маруся вдаль куда-то, будто бы там из-за печки кто-то стал с ней тихонечко разговаривать и сказки эти подсказывать.

— Злыми людей боль делает. Вот про нее окаянную и будет сказка.

* * *

Вот помню, как все начиналось, — подставила Маруся Коза руку свою беленую под лицо точеное и помолодела сразу на двадцать лет, — как мы сюда приехали, как быстро и складно дом этот большой построили, и был он самый большой и самый красивый в деревне в те времена. Батюшка ваш искусным мастером был, и не только по части железа, — рассмеялась она сама себе. — Мог из дерева или из какого другого материала красоту наводить. На каждом углу птичку какую деревянную вырежет-поставит, окошки резные с драконами по краям выставит, ярко-ярко крышу намастит… Аж издалека виден был наш терем-теремок. Одним словом, не дом — крендель сахарный! А я внутри старалась-расстаралась — коврики-полотенца-шторки-скатерти…

Так мы друг друга полюбили, что любовь наша стала вокруг чудеса творить: весна раньше наступала, а цветы в нашем саду зацветали аж в феврале. Чудо чудное! А как наши ягодки пошли… — и с большой нежностью стала она обнимать детей своих, сначала старших, а потом и младшим материнской ласки досталось. И так младшие дети стали умиляться рассказам, что прослезились, жалко им стало, что не застали они чудеса расчудесные и то времечко.

— Это потом деревня наша разрослась и понастроили хаток и теремков с целую гору Фудзияму, что в Японии стоит. Стали соседи к нам заглядывать, чтоб знакомиться. На нас посмотреть, себя представить. Охали да ахали, диву давались обычаям разным, одежде другой да красоте моей необычной для этих мест. Уж слишком бела и тонка я была.

Пришла однажды ко мне в гости тетенька одна. Не знала я тогда, что это Марыся Степановна, мамушка Верки Сороки и Люськи Кроль. И говорит мне: — Знаешь, мол, меня ведь тоже Марыся зовут. А я ей отвечаю: — Извиняйте, тетенька, да я — Маруся, матушка с отцом меня так назвали. Она мне в ответ: — Это у вас Маруся, а в нашем крае берез мало, вот буква «у» и потерялась, видать, поэтому всех Марысями кличут.

Я серьезная сделалась, как-то обидно на душе стало за буковку эту. А она мне в ответ: — Так ты не обижайся, буковка-то одна, она не виноватая, да и других букв много осталось, они, чей, главнее раз вместе. А вот что означает это все? — Интересное!