И тринадцать белых карликов - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Арзамасцева cтр.№ 15

– Знаешь… в действительности позывной звучит не так, как в твоем языке… – заметил капитан.

– Ну и пусть, – отозвалась Ада. – Так даже лучше. Если только мы знаем, что имелось в виду, – это станет нашим маленьким секретом. Подчеркнем, что у нас особенные отношения…

Капитан заметно смутился, так что даже Ада смогла сразу заметить легкий эмоциональный скачок.

– Прости, – быстро проговорила она. – Возможно, я слишком тороплю события. А возможно, мне и вовсе не стоит пытаться выковыривать тебя из раковины, я ведь совсем не уверена, что потом смогу склеить ее обратно. Я-то росла в совсем других условиях, и у меня совсем другие привычки в общении… неуместные привычки. Я лишь надеюсь, что ты лучше меня знаешь особенности своей раковины, сможешь сохранить ее в целости и легко и быстро заползти обратно, как только это станет нужно…

– Спасибо, что напомнила про раковину, – быстро ухватился за протянутую опору капитан и восстановил равновесие. – Думаю, мне как раз пришло время нарастить ее потолще. Удивительная забота о моих защитных механизмах…

– Ничего удивительного, капитан, – хмыкнула Ада. – Я ведь душу поставила на твою жизнеспособность, а душа – это единственная вещь, ценность которой я признаю безоговорочно…

– Любишь играть по-крупному? – довольно настороженно улыбнулся тот.

– Я вообще не люблю играть, кэп, – качнула головой писательница. – И если уж берусь за кости, то лишь когда ситуация требует крупных ставок…

– Знаете, вот уже некоторое время… – медленно откликнулся собеседник. – Нет. С самого начала мне не дают покоя твои защитные механизмы. Они определенно есть, но я не могу взять в толк, как они работают.

– И тем не менее они работают очень просто – просто противоположно твоим.

– Поясни.

– Ты достаточно прочный, но гибкий товарищ, мой капитан. Я же стараюсь быть прозрачной. Воздух – это мой идеал. Ты знаешь, что он есть, ты можешь почувствовать его прикосновение… – она дунула в лицо собеседнику. – Но ты не можешь его разрушить или поймать. Более того, сильный поток воздуха может приносить серьезные разрушения, так что меня нельзя назвать беззащитной или безобидной. В то же самое время это вещество жизненно необходимо для большинства живых существ. Так что не переборщите там с наращиванием панциря, кэп, а то еще, чего доброго, задохнетесь. И будет как в той песне:

она помолчала, но капитан ничего не ответил, лишь продолжал пристально смотреть ей в лицо. Тогда, чтобы снова не начать краснеть под этим немигающим взглядом, она продолжила напевать:

– Запишите для меня слова, – тихо сказал капитан. Если бы он не боялся потерять из виду затаившиеся боевые единицы защитной системы, то наверняка бы попытался до Ады дотронуться, даже прижаться: таким сильным было сейчас это знакомое с детства чувство – чувство, что в ее глазах, как в хрустальном шаре, весь мир приобретает какие-то невероятные формы и смыслы, удивительно… красивые.

Конечно, подобное обостренное восприятие было не столько заслугой писательницы и ее удивительных личных качеств, сколько определенного рода жизненного опыта и специфической формы изоляции в которых существовал капитан. Но теперь это уже не имело значения…

– Заметано, – с улыбкой кивнула Ада.

Капитан тихо вздохнул.

– Как вообще можно сделать прозрачным то невероятное количество всякой всячины, которым ты напичкана? – пробормотал он, стараясь по ее примеру перевести нарастающее напряжение в отвлеченные образы.

– Все дело в разряженном состоянии веществ, кэп, – охотно пояснила писательница. – Знаете, в тех местах, где земная кора дает трещину и горячие испарения поднимаются от самого сердца планеты, в воздухе может содержаться почти вся таблица Менделеева…

– Да уж… – пробормотал капитан. – Таким воздухом и отравиться недолго…

– Это да, – кивнула Ада. – Но живым существам свойственно приспосабливаться, так что я стараюсь фильтровать свой состав в тех местах, где он соприкасается с окружающей средой…

– И чьи защитные механизмы на твой взгляд более эффективны? – капитану хотелось продолжить эту игру, слышать ее голос снова и снова…

– Дело не во взгляде, а в том, что я при всем желании не могу набрать плотность достаточную для защиты, поэтому я расслабилась и живу, как мне на роду написано. Да и вообще, по-моему, сравнения тут неуместны – с тем же успехом можно сравнивать цвет с объемом.

– И все-таки они связаны, – заметил капитан.

– Да, связаны, – согласилась Ада.

Капитан не глядя накрыл руку писательницы своей.

– Связаны… – одними губами произнес он.

– Да… – так же беззвучно отозвалась та, неуверенно сжав кончики тонких, нечеловечески гибких пальцев и в очередной раз удивляясь, что ладони не взмокли.

В то же самое время боевые единицы защитной системы собрались в тучу и, держась на приличном расстоянии (практически у самого горизонта), взяли их в полукруг.

– И все-таки… – медленно произнес капитан, с заметным сожалением переключая свое внимание. – Постарайся вспомнить, о чем именно ты подумала, когда испугалась. И кстати, мне нравится, как звучит «Глизе», только не используй это обращение при свидетелях…

– А мне нравится твое умение находить компромиссы, Глизе, – улыбнулась Ада.

У капитана перехватило дыхание. Правда заключалась в том, что персональное имя киборгу мог дать только хозяин. И речь шла не о продаже или покупке. В силу каких-то малопонятных причин определенные части системы кибернетического организма принимали какую-либо человеческую особь в качестве хозяина. Многие покупатели киборгов, увлеченные этой идеей, годами придумывали всевозможные имена, ни одно из которых так и не было принято. И в то же время какой-нибудь случайный ребенок на улице, решивший подразнить проходящего киборга обидным словом, мог быть воспринят системой в качестве владельца. Мягко выражаясь, это создавала проблемы. Поэтому людей не допускали к общению с киборгами без специального инструктажа. В учебниках обычно писали, что механизм этого процесса так и не был изучен полностью, однако капитан подозревал, что тут имела место какая-то очередная военная или правительственная тайна.

И прямо сейчас он отчетливо ощущал, что его система восприняла имя Глизе именно таким образом – это было прямо-таки экстатическое состояние какого-то невероятного щенячьего счастья, которое совершенно не могли омрачить здравые соображения о том, как конкретно он влип. Более того, сама возможность рассуждать здраво воспринималась как доказательство того, что он сможет скрыть этот факт и повернуть сложившуюся ситуацию к обоюдному удовольствию.