Хикикомори - читать онлайн книгу. Автор: Кевин Кун cтр.№ 8

«Апекс, на позицию!»

– Я скоро приду.

«Апекс?»

– Я к тебе.

Тиль не двигается с места.

«Апекс, атака по левому флангу! Атака по левому флангу!»

– Тиль?

«Апекс, на позицию! На позицию!»

– Ты еще там? Я собираюсь к тебе.

– Подожди. – Парень начинает что-то набирать на клавиатуре. На мониторе мелькает статус «Отошел», но прежде чем он успевает переключиться в безопасный режим наблюдателя, некто по имени DP0ch3P попадает персонажу Тиля прямо в темечко, и он медленно оседает на землю.

– Встретимся у фонтана, – произносит Тиль с легким раздражением.

– Ладно, – отвечает Ким, – так даже лучше.

DP0ch3P снимает штаны и опускается на корточки, чтобы надругаться над телом. Тиль жмет на «эскейп».

Ким стоит, опираясь на один из укрытых на зиму боков фонтана. Из-под брезента выглядывает статуя в человеческий рост с копьем наперевес – оно проходит как раз над головой девушки, уже припорошенной снегом, и целит в никуда. Тилю кажется, будто он пытается защититься от бредущих мимо него по своим домам потоков людей, чтобы они ненароком не затянули его в свой водоворот. На площади воет ледяной ветер, Ким спрятала левую руку в карман пальто, правой то и дело подносит сигарету к губам. Курит с наслаждением, будто в это мгновение для нее нет ничего лучше в целом свете. С пешеходной зоны сворачивают прохожие, надвинув на лбы шапки, с каждого их плеча свисает по сумке; они пересекают площадь, иногда поднимают голову, поравнявшись с Ким, но тут же вновь опускают взгляд, будто думают: наверняка у девчонки свои причины мерзнуть здесь в одиночестве.

Тиль стоит в арке пассажа, соединяющего площадь с краем пешеходной зоны. Отсюда вид отличный. Витрины уже подсвечены, и, стоя спиной к магазинам и прислонившись к стеклу, Ким не может видеть его.

Она годами пыталась примерить на себя последние модные новинки. Ныряла в джинсы-дудочки с эффектом состаренной ткани, надевала спортивные куртки неоновых расцветок. Но что бы она ни пробовала, ей это не шло, смотрелось чужеродными элементами, словно навязанными извне. Когда они с Анной-Мари заходили к Тилю в комнату похвастаться новыми приобретениями, она тут же замыкалась в себе, втягивала голову в плечи, пытаясь скрасить позу неестественно втянутой шеей. Довольно быстро доходило до того, что он не мог сдержать смех – ему казалось, что каждая часть тела девушки словно отчаянно сопротивляется тому, чтобы на нее напяливали этот маскарадный костюм, что Ким будто нарочно кривляется, чтобы уморительно исказить свой образ. Модные шмотки не делали ее крутой; напротив, это она заставляла модные шмотки смотреться на ней совершенно не круто. Лучшие подружки Анны-Мари вечно жаловались, что Ким разглядывает витрины чересчур придирчиво, что с ней ходить по магазинам не доставляет никакого удовольствия. И Тиль знал, что она и сама вместо того, чтобы вертеться перед зеркалом, с куда большим удовольствием осталась бы дома, разложила перед собой бумагу, рассортировала бы разные карандаши, раскрыла набор угля для рисования, подаренного Каролой, и принялась бы выплескивать на лист те образы, что носит в своей голове. И это гораздо больше ей шло, подходило ее неизменно вопрошающему взору, в котором даже по ночам, когда Тиль проводил пальцами по выступающим косточкам по бокам ее живота, касался ее короткостриженых волос у основания шеи, всегда читалось недоверие к каждому жесту. Недоверие, сопутствующее ей постоянно, обращенное на весь мир в целом. Так возникали картины, которыми она ни с кем не хотела делиться, которые буквально прятала от своей матери, еще во времена обучения в вальдорфской школе, не считавшей хваленое творческое самовыражение чем-то заслуживающим внимания. На первый взгляд на них были изображены счастливые семьи на фоне идиллических прибрежных пейзажей, но если приглядеться внимательнее, выяснялось, что все было совсем не так: море оказывалось гниющим болотом, а рука отца обнимала стан дочери вовсе не с родительской заботой.

Ким растирает подошвой окурок о заснеженную мостовую и прикрывает глаза, словно с последними клубами дыма ее рабочий день окончен; Тиль закуривает следующую. Нагруженных покупками людей становится меньше. Он переминается с ноги на ногу, чтобы немного согреться и продержаться еще хоть чуть-чуть. Ким стоит, не шелохнувшись. Она крайне терпелива. А может быть, знает, что он за ней наблюдает. Они и раньше брали друг друга на слабо. Сидя в одном ряду, еще в те времена, когда ее мать не считала посещение вальдорфской школы признаком элитарности и снобизма, они постоянно выдумывали друг для друга маленькие задания. Такие, которые должны были закалить их характер, но вместе с тем продемонстрировать окружающим, что они и вправду вместе – он, очаровательный отпрыск пластического хирурга, и она, вечно одетая кое-как, выглядящая так, будто только что вымазалась в ягодах или была покусана пчелами. Однако при этом в ней чувствовалось нечто мощное и совершенно уникальное. Задания были вот какими, например: один делает некое движение, а другой должен его повторить. Ким вставала, проходила между рядами стульев, гасила в классе свет, а затем, снова включив, сообщала фрау Кениг, что контраст света и тени ее просто завораживает. Тут же вскакивал Тиль и под гомерический хохот одноклассников шел к выключателю, но стоило ему протянуть руку, как классная руководительница хватала его и выволакивала в коридор. «Тебе необходим тайм-аут!» – обычно вопила она и оставляла его за дверью до тех пор, пока Ким все-таки не убеждала ее, что пора вернуть парня обратно в общество сверстников. Уже довольно давно был случай, когда Тиль в числе немногих – среди которых, правда, были и родители, и в первую очередь Оскар Тегетмейер, – подписал петицию, где говорилось, что фрау Кениг ведет себя несправедливо по отношению к ученикам и в своих поступках руководствуется исключительно расположением духа. Кроме того, предпочитает мальчикам девочек, но с этим она спорить и не собиралась. Оскар не мог смолчать и в одном из предложений прошелся по ее увядшему лицу – с тех пор за Тилем закрепилась слава врага номер один. Еще хуже стало, когда Ким пришлось сменить школу и в борьбе с произволом классной руководительницы он остался один на один.

Снег все ложится и ложится, слой за слоем; мигая огоньками, площадь бороздит уборочная машина: туда-сюда. Тиль достает смартфон и смотрит на часы. Последний автобус только что ушел. Пешком девушке до дома около часа, денег на такси у нее нет. Ким бы даже стерпела расспросы родителей о том, как продвигаются ее творческие планы, если бы только могла провести ночь с ним в одной постели. Но на следующее утро она вынуждена была бы оставить его в комнате одного. Она привстала бы на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы на прощание. И, снова ссутулившись, еще в коридоре натянула бы на голову безразмерный капюшон, вышла из квартиры и скрылась бы в толще дождя. И Тиль остался бы в одиночестве. Ночью больше, ночью меньше – это ничего бы не изменило.

Тем временем снегоуборщик уже успел разгрести достаточно, и теперь на камнях была рассыпана соль. Уборочная машина проезжает мимо, и Тиль впервые за долгое время отрывает взгляд от своей девушки и поворачивает голову к ней, словно от нее исходит притягательная магическая сила. Идет за ней, пока она удаляется в противоположную сторону, едет медленно, взрывая слева и справа снег. В глазах парня все это похоже на какой-то погребальный ритуал, в котором снегоуборщик возглавляет процессию, а он, Тиль, шествует ему вослед. Потом машина заворачивает за угол, и он остается на улице один. Окна в булочной фрау Треттер все еще темны.