Хикикомори - читать онлайн книгу. Автор: Кевин Кун cтр.№ 22

– При этом каждому хотелось бы, чтобы его «Я» растаяло, каждый предпочел бы переложить ответственность в руки других – товарищей, соратников по команде. Или предпочел бы, чтобы оно растворилось в отношениях. Я имею в виду – ну, между нами говоря, что вообще такое секс? Не более чем жалкая попытка на какое-то время забыть о том, что твое собственное «Я» не может стать частью кого-то другого.

Парень снова кивает, делает глоток из бокала. Анна-Мари, не поднимая головы, продолжает строчить что-то в телефоне. Ее мать чем-то звенит в коридоре. Небо периодически рассекают молнии.

– К двадцати одному году твое «Я» будет чувствовать себя одиноким, как никогда. Наверняка от тебя это не ускользнет. Сплоченное братство одноклассников будет распадаться на глазах, каждый из друзей упорхнет в своем направлении и, однажды исчезнув, уже не вернется. Ты окажешься один на один с собой. Где бы ты ни был – хоть, не знаю, с корзиной в руках на хлопковой плантации. Хорошо, что ты принял именно такое решение, это позволит твоему «Я» лучше сформироваться. Ты научишься говорить: «Это мне нравится, а это – нет». У тебя появятся острые углы, понимаешь?

Он по-прежнему кивает. Анна-Мари бросает на них беглый взгляд, подтягивает поближе ноги и погружается в ответы на первые комментарии.

– И как раз где-то к двадцати одному они и должны проявиться, иначе всю оставшуюся жизнь твое «Я» будет представлять собой бесформенное нечто, приспосабливающееся ко всему и принимающее то одну, то другую форму, утрачивая при этом самое себя, потому что ему не за что ухватиться. А ухватиться можно только за эти самые выступающие углы, они должны колоть глаза тебе и окружающим. Говорю по опыту, честно. Ты должен понимать, что моя работа заключается не в чем ином, как в снятии этого слоя бесформенности и болезненном вырезании черт. А почему я вынужден это делать?

Ян качает головой. Гостиную наполняет запах мокрой свежескошенной травы, который несет с собой проливной дождь.

– Потому что люди наплевательски относятся к собственному «Я»! Потому что не позволяют ему – и это самое главное! – встретиться лицом к лицу с опасностью. Обкладывают его ватой, чтобы, не дай бог, ничего не заострилось, не поранилось, не сломалось. От такого «Я» многое должно отпасть, и именно это и происходит сейчас с Тилем. Отвалиться должны посторонние мнения – от твоей личности должен исходить четкий посыл: «Оставьте меня с вашей фигней в покое!» И это обязано произойти до двадцати одного, иначе бесформенное существование войдет в привычку. Это не я придумал, это еще великий Гете сказал. А до двадцати восьми душа странствует. Без шуток. Личность должна проявить себя, доказать, на что она способна. Это и есть настоящее рождение, понимаешь?

Он вновь кивает.

– За время учебы и странствий, как в старые добрые времена, становится ясно, чем заполнить пустоты, оставшиеся после того, как было отброшено все ненужное. Что стоит взять в свой багаж, какие умения и навыки. Затем, начиная с пятой семилетки, от двадцати восьми и старше, пора приниматься за работу: все, полна коробочка, остается лишь подровнять, нанести финиш – накопить больше ничего нельзя.

Входит Карола, неся в одной руке манную кашу, в другой – ручку и несколько разно-цветных листков бумаги.

– И когда ты планируешь пуститься в путь? – осведомляется Оскар.

– Уже все готово: забронировал билет с опцией кругосветного путешествия. – Парень кладет руку на плечо Анны-Мари. – Малышка летит со мной!

Та расплывается в сияющей улыбке.

– Отлично! – одобрительно кивает отец. – Запланируйте только остановку в Мексике – и никаких проблем!.. Ну а потом? По-прежнему собираешься посвятить себя архитектуре?

– Ага, ничего не изменилось.

– Да будет так! – Анна-Мари убирает в карман телефон.

Ящики, стоявшие у двери Тиля, за это время куда-то исчезли. У порога осталась лишь тарелка с горячей кашей. Из комнаты в коридор доносятся отголоски немногословных распоряжений, отдаваемых прокуренным басом, и эхо раздающихся следом выстрелов. «Даже французские школьницы стреляют лучше! Даже французские школьницы стреляют лучше!» – вопит голос до того разъяренно, что говорящий глотает слова, обрывки фразы накладываются друг на друга.

Они стоят полукругом, плечом к плечу: Анна-Мари, слегка спрятавшись за спину Яна, рядом Оскар, Карола ближе всех к двери. Словно семейство, собравшееся в ожидании именинника. Прижав листок к двери, мать пишет: «Дорогой Тиль, сегодня тебя ожидает сюрприз! Здесь, снаружи. На обед подаю классику. Каро» – а потом, обернувшись к Яну, шепчет:

– Смотри, как это работает, – и просовывает записку под дверь.

Все прислушиваются. Раздается такой звук, словно в ружье заправляют патроны, один за другим. Слышен очередной приказ, затем вступает женский голос с французским акцентом: «Бегите, трусы, бегите! Бегите! Бегите, трусы!» Оскар нервно мнет ладонь в ладони, Анна-Мари целиком скрылась за спиной у друга. Кто-то приближается к двери, шорох, будто гладят по шкуре против шерсти. Из-под двери вылетает ответ. Все наклоняются.

– Не могу разобрать, – шепотом произносит Ян.

– Если я все правильно понимаю, здесь написано: «Дорогая Каро, просто поставь, а зверь сам доберется».

– Зверь? Какой зверь?

– А это что за аббревиатура? – тычет отец пальцем в листок.

– «ЛВР» означает «лично в руки», – поясняет сестра.

– Ну а мне откуда было знать? – возмущается Карола.

– Можно было и расшифровать.

Некоторое время помолчав в раздумье, мать сообщает:

– Тиль заказал себе какую-то рептилию из Мексики. Довольно крупную. По крайней мере, так он написал. Но пока что ничего не приходило. Многое из того, что он задумывает, ничем не кончается. Но что действительно приехало, так это мониторы и куча картонных коробок. Он хотел устроить ревизию в своих старых вещах. Говорит, у него большие планы. И что его не следует отвлекать.

– Приблизительно так я и думал, – Оскар по-прежнему потирает руки.

– И как нам его оттуда выманить? – вопросительно смотрит на окружающих Анна-Мари.

Прежде чем мать успевает написать ответ, Ян делает шаг к двери. Стоит ему только поднести руку, чтобы постучать, как дверь сама приоткрывается. Из коридора в комнату падает луч света и ложится на паркет, расширяясь по мере удаления. Становится видна часть помещения. По центру лежит матрас, стопка одежды, пара коробок, на заднем плане горят синим два огромных монитора, напоминая глаза голодного чудовища. В глубине пространства свет рассеивается, становится все бледнее. В остальном царит кромешная тьма – по всей видимости, опущены жалюзи. Или на улицу вдруг опустилась непроглядная темень, поглотив все огни. Из колонок раздаются голоса и выстрелы. Кто-то третий, по всей видимости, несколько отсталый, медленно бормочет по-немецки: «Как хорошо… Хорошо… Хорошо, что его больше нет!»

– Кто там? – голос Тиля звучит так, словно язык отнялся и каждый слог дается ему с трудом. Звуки игры стихают.