Месье Флип с сожалением кивнул, потом нажал кнопку, и экран исчез, уйдя куда-то наверх.
— Как видите. Отто прав, и в то же время не совсем прав. В конце концов, сны — это составная часть нашей жизни. Причем очень важная составная часть! Тот, у кого нет снов, пропащий человек, он так и погибнет в своей убогости. Вы все трое живете в одном сне. Если бы вы, фройляйн Альбертина, не открыли чемодан, то ваши друзья до сих пор были бы там, где им и положено быть — в царстве снов. Вам еще повезло, в чемодане хранятся и другие сны, много страшнее, настоящие кошмары, невероятные по своей чудовищности. Я припоминаю один случай — кажется, это было летом тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, — когда по неосмотрительности Лиззи из чемодана выскользнул сон одного французского обманщика, сбежавшего из-под венца. Этот сон взбудоражил весь Нижний Вюншельберг, потому что людям в округе стал попадаться зелено-бурый призрак тещи с чудовищными рогами, которым позавидовал бы сам дьявол. Этот призрак выглядел так, словно только что вышел из могилы, чтобы расправиться со всеми обманщиками невест. С тех пор поговаривают, что на нашей вилле нечисто.
— А где этот призрак сейчас? — спросила Альбертина.
— Никто не знает. Он внезапно исчез и никогда больше не появлялся.
— Но если Отто — это… — Альбертина пыталась подыскать верное слово, но мысли у нее путались, — … если он из сновидения, как же тогда Пауле и Клара оказались рядом с этим Прокауэром?
Месье Флип уселся в кресло.
— Лашло фон Прокауэр был сыном богатого берлинского промышленника. Одинокий мальчик, он жил словно в золоченой клетке. В школу не ходил, на дом приходили частные учителя, чтобы учить его. Никаких друзей у него не было. Чувствуя себя очень несчастным, Лашло убегал в мир детективных романов, которыми тайно снабжал его сын шофера. Эти романы помогали Лашло вообразить то, что совершенно невозможно было для него в реальной жизни: стать членом банды и чтобы у него были самые лучшие в мире друзья.
Альбертина тихо вздохнула. Как хорошо ей все это было знакомо, как понятно!
Месье Флип улыбнулся ей и продолжил:
— Поэтому совершенно ясно, что в том сне, который мы сейчас видели, он назвал себя именем вора-виртуоза из своего любимого романа: Карвуттке, Отто Карвуттке.
— А как же Пауле? И я сама? — спросила Клара.
— Вы были кузиной Лашло, его единственной настоящей подругой, с которой ему, правда, разрешалось видеться только на каникулах.
— А я-то кто? — спросил Пауле.
— Вы — сын шофера!
— Бред какой-то, сын шофера!
Отто вскочил, пересек зал, добежал до двери, которая вела в странствующую ванную, но вдруг остановился.
— Вы понимаете, что все это означает? Мы — ничто! Не важно, кто сын шофера, а кто богатый сынок, — нас нет. Мы — цирковой номер! Театральный сюрприз! Все это — понарошку, все — обман, все — с двойным дном. Мы просто один дурацкий номер варьете. — Он рухнул в лебединое кресло и заплакал.
— Отто, послушай, эй, ну не плачь, не плачь! — Клара опустилась перед ним на пол.
— Тот, кто сейчас — ничто, может кем-нибудь стать, Отто! Он может стать всем!
Пауле деловито засунул руки в карманы и поглядел на остальных. Похоже, он сам не очень-то верил собственным словам.
Альбертина начала приподниматься. Ей стоило больших усилий не выдавать собственного смятения. Ей хотелось быть сильной, хотелось утешить Отто.
Месье Флип удержал ее:
— Дайте им немного времени, чтобы прийти в себя, фройляйн Альбертина. Ведь это совершенно непривычно и даже, наверное, страшно — понять, что ты — сон. — Он деликатно подтолкнул ее к двери. — Мы все сейчас на время распростимся, чтобы уйти в царство снов и хоть чуточку подремать.
Четверо клетчатых — лучшие в мире!
Ночь набросила на виллу непроницаемое, черное как смоль покрывало из мглы и темных туч. Человек, который не был так, как Альбертина и ее папа, убежден в вечности неба и Вселенной, мог решить, что звезды просто внезапно покинули небо. Минут пятнадцать Альбертина искала Люминос, но даже такой высокочувствительный прибор, как «Спектр-2004», снабженный световыми фильтрами большого разрешения, оказался этой ночью бессилен. Так что и звездный телефон иногда подводил — связь была никудышной.
Папа наверняка испугался бы, не повредилась ли она умом, если бы Альбертина рассказала ему, что находится сейчас на вилле Лиззи, где, кроме того, живут трое персонажей снов и дворецкий Лиззи и что, помимо всего прочего, вилла принадлежит ей. Это были россказни, которые годились разве что для Тиля и Кнобеля. Всякий раз, когда они начинали грустить, бесконечно обсуждая потенциальных родителей, Альбертина прокрадывалась в их комнату и изобретала для близнецов какую-нибудь фантастическую историю на сон грядущий.
Давно уже пора было им позвонить, подумала Альбертина и сложила матрешек одну в другую.
— И вас я тоже забросила, — пробормотала она.
Маленькие матрешки блестели от инея — ночь была холодной. Альбертина вся озябла, она закрыла окно. О том, чтобы сейчас заснуть, и думать было нечего. Даже одуряющий запах водяных лилий не помогал ей погрузиться в царство снов.
Царство снов! Как часто приходилось ей читать про людей, которые очутились в каком-нибудь другом мире — в будущем, в прошлом, или еще где-то. А вот к ней сейчас пришли гости из страны снов. Неужели где-то есть такой мир снов, в котором живут все сны на свете, поджидая своих хозяев? Может быть, ей удастся при помощи чемодана проникнуть в этот мир? Лучше не надо, подумала она, припомнив некоторые свои собственные кошмарные сны, посещавшие ее время от времени. А что касается тети Коры, то она не желала видеть даже самые прекрасные ее сны, до того чудовищны они наверняка оказались бы для всех остальных!
Альбертина не знала, что ей и думать. Тетя Лиззи была женщиной исключительной, сомневаться в этом не приходилось.
Свет луны, пробившейся сквозь тучу, упал Альбертине на лицо. Она тут же вскочила и направила на небо подзорную трубу.
— Маша, Ольга… давайте, давайте, быстренько, гоп! — Вдруг связь с папой все-таки наладится? Путаясь, волнуясь, она начала рассказывать обо всем подряд: — На вилле — а вилла теперь принадлежит мне — повсюду бегают сны, они живые, их можно увидеть, и они вышвырнули отсюда тетю Кору. Сны из плоти и крови!
— Нет, не из плоти и крови, тут вы ошибаетесь, дорогая моя! — поправил ее Флип, входя в цветочный кабинет. — Я постучался, а вы не услышали, — извинился он. Высоко подняв левую руку, он нес над головой поднос. Через плечо у него висела накидка, вся сплошь расшитая сверкающими камнями.
— Из чего же они тогда?
— Вот крем-коле, называемый также капустные щи, вот стручковый багет, а тут мусс из крыжовника, все, разумеется, прямо с грядки! — Месье Флип расставил ужин на широком пне, который успешно заменил собой столик.