Когда она в очередной раз икнула, Зоя скомандовала:
– Задержи дыхание.
Лидуся послушно набрала полные легкие воздуха и, когда диафрагма расширилась, замерла, надув щеки и вытянув тонкую шейку. Но через тридцать секунд изо рта все равно вылетел противный звук «ик».
– Напугать ее надо, – предложила Галина.
– А то нам страхов мало? – взвилась Зоя.
– Да просто, говорят, помогает…
– Я еще воды принесу. – Зоя удалилась в коридор, где стоял кулер.
– А правда, что обеих покойниц ты обнаружила? – обратилась к Лидусе девушка по имени Света.
Света имела троих сыновей, хотя самой только исполнилось двадцать два. Сейчас пацаны находились у ее матери, а муж где-то на заработках. Скрывалась она от первого супруга, отца самого старшего своего чада, который, выйдя из тюрьмы, не давал ей покоя. Другая бы сдала его в полицию, и дело с концом, а Света жалела – снова же загремит.
– Только Ларису, – ответила Лидуся. – Афанасьевну она, – и указала на Машу, которая уже долгое время сидела, обхватив согнутые колени руками. Съежилась, закрылась. – Вместе с Зоей.
– Но истерика случилась с тобой. Мы через стенку слышали твои крики.
– Я только стала забывать тот случай, – всхлипнула Лида, в очередной раз икнув. – Мы с Ларисой как-то сразу подружились. У нас истории примерно одинаковые и склад ума…
Лидусю третировал отец, Ларису мать. Обеих с детства. Поэтому девушки выросли безвольными, запуганными. Обе имели хорошее образование и приличную работу, но не могли уйти от родителей. Им не хватало на это духу. Помог доктор Назаров. Раз в неделю он проводил сеансы для всех, если так можно сказать, униженных и оскорбленных. Не в «Силе духа», в бывшем Дворце культуры, ныне развлекательном центре. И сеансы психиатра спонсировала не Мира, а кто-то другой. Девушки познакомились там и спустя месяц вместе явились в центр поддержки жертв домашнего насилия. А через две недели Лариса покончила с собой.
– У нее мать всю жизнь проработала на «Скорой помощи», – продолжила Лидуся. К тому моменту Зоя принесла воды и заставила ее попить. – Многих самоубийц повидала на своем веку и люто их ненавидела. Потому что одно дело, когда у человека болезнь, приступ, он в этом не виноват, и помогать ему нужно. Но самоубийцы – другое. Натворили дел они, а возиться с ними тебе. И когда «Скорая» забирала таких, Ларисина мать говорила: если так помереть хотите, берите опасную бритву или скальпель и чиркайте себе по горлу, это наверняка.
– Лариса так и сделала, получается, – заметила Софья, давно молчавшая.
– Я подумала так же. И следователь, когда я рассказала ему о матери Ларисы и ее словах. Она, кстати, даже на похороны дочери не явилась. Хотя я лично звала ее, приходила домой к ней.
– И какая она?
– Обычная. Кряжистая тетка, с химией на голове, в толстых очках. Бодрая, хоть и старая (она родила дочь в сорок один), и до сих пор на «Скорой» работает.
– А Афанасьевне ты обо всем этом рассказывала? – спросила Софья.
– Нет. Разве я могла? Она же на той же кровати спала, что и Лариса. Матрас, конечно, выбросили, как и белье, но все равно…
– Да знала она, – подала голос Галина. – Кто-то другой сказал. Потому что ко мне она подходила, выспрашивала.
– А ты что?
– Разубедила. Знаю, что это такое. Мы, когда в квартиру переехали, и не подозревали, что в ней мужик себя и дочку газом отравил. Соседи деликатные были, молчали об этом. А одна старая мымра не удержалась да вывалила новость эту на меня. Как лучше хотела якобы. Типа, батюшку позвать, чтоб освятил. Думала, муж мой бухать начал, потому что энергетика в квартире черная. Только я-то знала, что он и до этого синячил. А вот мне сразу, как узнала, так не по себе стало. Как что-то упадет, у меня мысль – духи…
– Ой, девочки, мне что-то нехорошо, – выдохнула Лидуся.
– Зато икать перестала, – хохотнула Галина.
Но тут же ойкнула, увидев, как Лида валится вперед. Если б не Зоя, подхватившая ее, она бы упала с кровати и впечаталась лицом в пол.
– Я за доктором! – выпалила Соня и выбежала из спальни.
Назарова она нашла в комнате отдыха. Он курил. До этого Соня никогда не видела его с сигаретой.
– Сергей Игоревич, там Лидуся сознание потеряла, – выкрикнула она.
Назаров тут же затушил сигарету и бросился за Соней. Когда они оказались в спальне, Лида лежала на кровати без признаков сознания, над ней хлопотали «сестры»: кто обмахивал, кто бил по щекам, кто тряс за плечи.
– Всем отойти, – скомандовал доктор.
Женщины расступились. Назаров приподнял веки Лиды, чтоб увидеть глаза, затем пощупал пульс.
– Срочно вызывайте «Скорую»! – крикнул он.
На его голос прибежал старший уполномоченный Назаркин. Почти однофамилец. Соня слышала, как Салихова назвала его Хоббитом. И Назаркин действительно был похож на одного из толкиеновских персонажей из фильма. Кажется, на Сэма. Софья не была поклонницей этой саги и от начала до конца не посмотрела ни одного фильма.
– Что тут у вас? – спросил полицейский у доктора.
– Похоже на отравление снотворным. Нужно промывание.
– Карета скоро будет, – заверил Назаркин и достал телефон.
Лидусю забрали оперативно – через десять минут. Сразу после этого Хоббит стал расспрашивать женщин о том, что происходило до того, как «сестра» потеряла сознание.
– Икала она, – ответила Галина. – Может, от этого ей плохо стало?
– Не говори глупостей, – буркнула Зоя.
– А что? Я где-то читала о мужике, который от икоты умер.
– Доктор же сказал, отравление снотворным.
– Назаров психиатр, если что. Много он понимает. – Сергея Игоревича не было поблизости, вот Галя и разошлась. При нем она не посмела бы сказать подобное.
– Что за стакан? – поинтересовался Назаркин, указав на емкость, в которой Зоя таскала Лидусе воду. Ему объяснили. – Девочки, вы все пили из кулера?
– Вчера да, сегодня нет, – ответили ему.
– Почему вчера да, сегодня нет?
– Вечером мы все принимаем таблетки, – объяснила Зоя. – Успокоительные, гомеопатические. Нам доктор выдал. Сказал, хорошо эмоциональный фон выравнивают, надо попить. И мы пьем. Пять таблеток на стакан воды. А сегодня заваривали чай и брали воду из другой бутылки, которая на кухне. Кто-то, может, и наливал из кулера, но я лично нет. В смысле для себя. Только Лидусю отпаивала, чтоб не икала.
– Сколько она выпила стаканов?
– Четыре, не меньше.
Заговорила Маша. Впервые. И расплела руки, распрямила и опустила ноги. Разжалась, но не раскрылась пока…
– Вы предполагаете, что снотворное было добавлено в кулер? – спросила она.