Королева ночи - читать онлайн книгу. Автор: Александра Окатова cтр.№ 64

Ты вся до последней капли крови звучишь, ты излучаешь музыку, каждый звук тебе родной, ты знаешь его в лицо, музыка – это ты, и единственное, чего ты желаешь, это звучать. Ты можешь делать это на рояле, можешь на скрипке, можешь голосом, вслух. И можешь беззвучно. Это неважно.

Бабуля смотрит мимо тебя и плачет, Варя-средняя тоже плачет и пытается обнять тебя, ты уклоняешься от объятий:

– Не надо, не надо, – кричишь и гневаешься ты, бьёшься об пол, – не трогайте меня, уберите руки! Мне больно! Дайте звуки!

Наша маленькая может трогать сердца! Самое смешное, что она к этому не стремится. Больше всего она хочет, чтобы её оставили в покое, слишком уж она чувствительна, поэтому и кажется такой отрешённой.

– Неужели она никогда не ответит нам, бабуля?

– Нет, – говорю я, – это мы с тобой, толстокожие, не умрём, если друг друга обнимем, а она может умереть. Не трогай её, пожалей!

Средняя Варя обняла меня, я её. Мы любим маленькую и примирились, что она никогда не ответит нам. Не может, наш маленький савант. Одинокий житель острова гениальности, не желающий его покидать.

Я не люблю третью смену в лагере. Ненавижу третью смену!

Первая ещё ничего: мы вновь увидели друг друга после учебного года, радуемся встрече, удивляемся: как мы изменились! А третья всегда самая грустная, потому что последняя.

Наши родители работают на одном заводе со странным названием «Кулон». Кто слышит это название впервые, думает, что это связано с ювелирными украшениями, но я-то знаю, что на самом деле «Кулон» от единицы количества электричества, хотя физика начнётся как раз после окончания третьей смены, когда я пойду в седьмой. Мне папа рассказывал, когда со мной гулял, да-да, я гуляю не только с подружками из класса, но и с папой, он рассказывает мне о вещах, сугубо, это его словечко, сугубо научных и специальных, типа усталости металла, или что-нибудь из сопромата, и про лист Мёбиуса, и про магический квадрат, ещё папа любит козырнуть словами вроде «паче чаяния», «вельми», типа очень, «вакация», типа каникулы, а когда играет в преферанс, то повторяет с иронией загадочную фразу «отлично схожено, отец Мисаил!».

Не только наши родители работают вместе, но и все вожатые тоже работают на этом заводе, где на самом деле проектируют и испытывают самолеты. Мой отец расследует лётные происшествия, вот я и выдала государственную тайну!

Все в лагере друг друга знают, наша вожатая, Таня Головина, работает у папы в отделе, там она лаборант, а здесь она самый близкий мне человек. Именно она первая узнала, что ко мне в начале третьей смены пришли месячные, я не испугалась, ведь с девчонками мы уже давно всё обсудили. А в первые две смены я с лёгкой завистью смотрела на Лену Кострову, Иру Заботину, и Таню Виноградову, которые со знанием дела говорили друг с другом о том загадочном и желанном моменте, когда они из девочек превратились в девушек, как будто они стали на ступень выше, а мы, у кого по-прежнему неуклюжие мосластые длинные тонкие руки и ноги и плоская грудь, чувствовали себя детьми, а они уже стали девушками! Когда ходили в баню, я слышала, как Людмила Васильевна, наш воспитатель сочувственно советовала Ире:

– Ты кровь в холодной воде застирывай, в горячей она ещё сильнее в ткань въедается.

Мне захотелось поскорее стать девушкой, чтобы и на меня с пониманием, как на равную, смотрели взрослые женщины. Вот так всегда: детство обнимает тебя, а ты стараешься побыстрее вырваться.

Теперь и меня приняли в компанию девушек, куда я так хотела попасть! Это оказалось не так интересно и привлекательно, как я думала, зато я узнала, что многие девчонки уже целовались по-взрослому и мне не терпелось попробовать как это, целоваться с языком, смешно звучит: «целоваться с языком». Потом мне стало скучно, они всё время говорили о парнях.

Наш корпус, барак с верандой вдоль палат, располагался у забора, как раз за нашим первым корпусом, в котором мы жили шесть лет назад, и я почему-то вспомнила, как Таня ставила на ночь в палату ведро, потому что мы боялись бегать в туалет ночью. Туалет – просто деревянный сарай с дырками над выгребной ямой, думаю, Таня и правда тогда очень боялась: вдруг мы, малявки, провалимся? Сейчас-то мы взрослые и смешно вспоминать, какие мы были крохи, и по утрам Таня заплетала нам косички, а мы с расческами в руках стояли к ней в очереди. Сейчас у половины «Сессон», а у другой половины – длинные волосы. У меня стрижка.

Теперь мы старшие, третий отряд, можно не спать днем – во время тихого часа девичья палата играет в почту с палатой парней. Искусство эпистолярного жанра цветет пышным цветом. Мальчишки переписывают любовные стихи друг у друга, неплохо идут дворовые песни, но особой любовью пользуются стихи Асадова, мне они не нравятся и кажутся прямолинейными, мещанскими и пошловатыми, но девчонки их любят. Девчонки кокетничают, назначают свидания у бассейна после ужина, а я молча сижу на своей кровати и сгораю от стыда.

У меня вредный характер: я спорю со всеми, кто дает хоть малейший повод. Особенно яростно я спорю с теми, кто мне нравится: тогда я задириста и груба, цепляю, как могу. Нравятся мне самые отчаянные и смелые, а это, как правило, плохие мальчики. А стыдно мне из-за того, что я непонятно по каким причинам послала парню, который мне нравится, письмо с конфетой, но на записке зачем– то – постеснялась, испугалась показать, что он и правда мне нравится? – изобразила фигу. Мне пришел от него ответ: как тебе не совестно? Ты знаешь, что означает твой рисунок? – мне стало стыдно, я захотела провалиться сквозь землю: бесполезно доказывать, что это шутка, ведь значение фиги я знала. Больше я в почту не играла и смотреть ему в глаза не могла.

Третья нелюбимая смена застопорилась на середине, облом с тем мальчиком делал пребывание в лагере невыносимым, я не чаяла, как дожить до конца смены. Печаль моя росла по мере того, как дни становились короче, а в августе это заметно с каждым прошедшим днём.

Вечер приходит всё раньше. Сгущаются сумерки и мы нестройной колонной идём на ужин, терпеть не могу кислую творожную запеканку с лужицей сгущёнки и еле тёплый безвкусный чай. После ужина все идут на танцы, а я сижу в палате, как Арабелла в каюте и читаю «Одиссея капитана Блада».

Загораются фонари. Светло лишь вдоль редких асфальтовых дорожек и совсем темно вдоль тропинок, где мелкая как пыль и нежная как пудра земля днём тёплая, а вечером прохладная. Поперёк тропинок, как жилы земли, выступают корни деревьев. Лагерь наш в лесу: среди высоченных елей кружевными свечами стоят ночные фиалки, мелкие северные орхидеи, и пахнут колдовством: «люби меня, не покинь».

Девчонки пришли с танцев, не могут успокоиться, обсуждают, кто кому нравится и спорят друг с другом. Подсмеиваются надо мной: всё читаешь? Принца ждёшь? Я улыбаюсь и молчу: на самом деле мне больше нравятся пираты. Принесли новость: завтра в поход с ночёвкой, пока погода не испортилась. Горн, чуть осипший, устало выводит: «спать, спать по пала-а-а-там. Пионерам и вожа-а-а-тым».