Позволяю любить - читать онлайн книгу. Автор: Алина Ржевская cтр.№ 2

Сейчас, когда друзей удалось более или менее локализовать, Катя пошла к сестре в комнату; выглядело это, признаться, так, словно младшая сестра решила потихонечку испросить у старшей прощения за свою бестактность; Антон снова поймал себя на мысли, что Катя немного опасается. Она побаивается Анну, но не так, скажем, как некоторые боятся родителей — Антон, например, до сих пор с содроганием вспоминает, как холодел при виде снимаемого отцом ремня. А у Кати с Аней — по-особенному. Аня — строгая, и Катя страшится показаться в ее глазах безответственным ребенком.

Антон присвистнул от удовольствия. Эк ловко он распознал суть взаимоотношений двух сестер, одна из которых (Антон вспыхнул) была такой… такой… ну, короче, он был бы не против, если бы Аню, например, назначили его классной руководительницей, вот! Или, еще лучше, если бы он, Антон, внезапно серьезно заболел, а она, Аня, записалась бы к нему домашним лечащим врачом. Она ведь медик, эта Аня, хирург Анна Сергеевна, ведущий специалист центральной городской клиники…

— Твоя сестра, она что же, сопливых детишек лечит? — Это Жека, словно подслушав мысли Антона, подал голос. — Наверное, пугает их всякими прививками, ума вставляет, какие памперсы покупать… — С какой-то пошлой издевкой он это выговорил, словно делать прививки детям по его разумению так же престижно, как мыть лестницу в подъезде.

Антон только сейчас обнаружил, насколько неприятный у Жеки голосок, с какой блатной хриплой ленцой прокатывается в горле его приятеля некая сальная шелудивость.

— Не угадал, — серьезно ответила Катя. Конечно, она приняла во внимание и тон вопроса, и нескрываемый подтекст. — Анна Сергеевна — уважаемый врач, детский хирург. — Она так и аттестовала сестру: Анна Сергеевна. Здорово! Молодчина Катька! — Кстати, именно тебе я ее очень рекомендую: когда памперс нечаянно натрет тебе ножку, она, если пожелает, сделает тебе ампутацию под наркозом. Зачем тебе лишняя нога, Жека, если у тебя язык до пола? С его помощью ты ведь можешь сигать через заборы!

Все дружно засмеялись. Слова, конечно, Катя подобрала очень жестокие, и силу удара она, возможно, не рассчитала, но Антон вдруг почувствовал необъяснимую гордость за сестер. Правильно! Так и надо учить нахалов!

А Жека, смотрите-ка, сразу поутих — вспомнил, во-первых, у кого в гостях находится, а во-вторых, пусть не упускает из виду, что это не кому-нибудь, а ему лично, «сопливому», и не кто-нибудь, а Анна Сергеевна удалила в прошлом году аппендикс.

А в-третьих — просто пусть не зарывается.

— Между прочим, — вставила Ирка, — Анна наверняка очень неплохо смотрится со скальпелем в руке. — Ей явно понравилась шуточка про язык. — Смотри, она ведь и язык тебе отрежет. Запросто! А потом скажет, что так и было. Хотя без языка ты, конечно, сразу затеряешься в социуме.

— Ну все, все, хорош. — Жека аж засопел от неудовольствия: слишком уж пристальное внимание привлек он к себе своей выходкой. — Я вовсе не хотел ничего на Аню… на Анну Сергеевну, да, подумать… всего лишь спросил… — Он явно начал жалеть, что ребята пришли сюда; подумаешь, дождь — будто никогда под дождем не гуляли.

Не только Антон гордился Катей. Сама Катя в эту минуту гордилась своей Аней — это у нее на лице было написано — и, само собой, своим остроумием, способностью вот так радикально, без оглядки на дружбу, поставить наглеца на место и защитить тем самым любимую старшую.

Нет, тут не страх, сделал Антон очередной вывод. Уважение.

Как-то на общешкольном собрании хвалили Катино сочинение, оно называлось «Комната моей сестры». Директор тогда сказал, что по тому характеру, с каким написано было сочинение, можно заочно почувствовать, каков человек, которому выпало в этой комнате жить. А выбор именно сестриной комнаты свидетельствует о непререкаемом авторитете Ани в Катиных глазах.

Тогда все это представлялось Антону скучным и ничего не значащим: взрослые — какие ж инфантильные! А отчетливо почему-то вспомнилось только сейчас, когда он очутился у Анны дома, и оттого еще больше захотелось посмотреть ее комнату.

Сейчас уже и не скажешь, с чьей подачи все переместились туда, где сидела Аня.

Катя тогда сильно напряглась. В глазах ее забегало плохо скрытое беспокойство, спина — этакая натянутая струна, словно у кошки перед роковым броском. Непонятно, от чего это она пытается защититься?

— Можно, мы тоже посмотрим телевизор? — Вопрос Сани прозвучал слишком робко.

— Попытайтесь, — несколько рассеянно ответила Аня. Возможно, из-за фильма, которым она так увлеклась. Впрочем, она всегда была странной.

По идее, думал Антон, Анна слишком красива, чтобы долго оставаться одинокой. На таких всегда обращают внимание мужчины. Но тут имело место нечто совсем иное: видимо, мужчины, по свойственному им мышлению, стандартно полагали, будто Анна просто давно кем-то занята уже (так ведь привыкли они изъясняться, не правда ли?) и на текущий момент у нее не может никого не быть по определению. Ну а раз так, то и на конфликт нарываться невесть с кем, да еще ради призрачного соперничества, в общем-то не резон.

Наверняка на ее пути попадались и не столь робкие — мужчины все-таки разные, почему бы, черт возьми, в поисках свежих ощущений не попытать счастья? — однако же получалось, что Анна по какой-то ей одной ведомой причине на версту никого к себе не подпускала.

Почему? Почему-то.

Антон не очень-то хотел об этом думать. Ему достаточно было иногда просто помечтать.

Анна умна. Но, опять же, умна слишком, чтобы быть такой красивой. Нельзя быть одновременно и умной, и красивой! А иначе выходит, что одним — все, а другим — ничего. Но это заключение — всё из того же набора стереотипных мужских размышлений, а Антон всегда с удовольствием констатировал, что именно она, Анна, по каким-то природным причинам относится к разряду тех людей, которым причитается это самое «всё». Или — по неизъяснимым прихотям судьбы.

Но тогда почему она порой совсем не выглядит счастливой? Скорее, наоборот: Анна, кажется, несчастна.

Антон вздыхал.

Что еще мог он предположить об Анне?

Эта женщина в его глазах (и в глазах всех окружающих ее людей, да!) постоянно хранила печать некоей смутной рассеянности, отстраненности от повседневной жизни. Словно это и не она находится сейчас рядом, а какая-то малопонятная и неизученная ее оболочка — так себе, функционирует поблизости, толком ни в чем не участвует, а всего только наблюдает за происходящим наподобие зрителя в театральном спектакле.

Именно к таким людям навсегда приклеен ярлык «пассивные созерцатели» — плывут себе по реке жизни, не сопротивляются течению… Но в том-то и парадокс, что таилась внутри Анны некая мощная незримая пружина, которая и не позволяла знающим ее людям причислить ее к «созерцателям» безоговорочно. Своим стилем жизни Анна словно демонстрировала аксиому о таком непротивлении течению жизни, при котором достаточно было лишь использовать энергию этого течения. «Я не подчиняюсь воле реки, просто у нас один путь» — утверждала ее философия бытия.