– Ты его сохранила?
– Конечно, сохранила, глупый! Я, может быть, только благодаря ему и выжила. А ты… несёшь такую ерунду – призвание, достаток, известность… – Я досадливо поморщилась. Гриша вдруг рванул меня к себе и сжал в объятиях. Я всем телом чувствовала, как тяжело вздымается его грудная клетка.
– Прости меня, – хрипло прошептал он. – Прости, я идиот, наверное. Меня просто всё это немного прибило. И я не знаю, что делать… Я всё время жил мыслью, что приеду к тебе, и тогда… А что тогда – я не думал…
– Мы решим… мы всё решим… – горячо пообещала я. – Мы найдём выход. Я не знаю, можно ли разорвать контракт, но…
– Нет, – решительно качнул головой он. – Ты не должна разрывать контракт. Это неправильно. Мы сделаем вот что, – он чуть отстранил меня от себя и заглянул мне в глаза. – Я перееду сюда. Если, конечно, ты этого хочешь.
– Хочу? – Я даже задохнулась от прозвучавшей в его интонациях неуверенности. – Гриша, да что ты такое говоришь. Конечно хочу, я… Но неужели ты оставишь всё, бросишь свой дом, свою профессию?
– А теперь чушь несешь ты, – перебил он. – Я пошел в мореходку только ради того, чтобы добраться до тебя. И вот теперь, когда добрался, я, по-твоему, должен отказаться от тебя ради моря? Рада, это ерунда. Я никогда не любил море так, как твои отец и дед. Я без него спокойно проживу. А язык… Сама знаешь, оратор из меня никакой. – Он усмехнулся. – Так что для меня это небольшая потеря.
Я подалась к нему ближе, обвила руками его шею, глубоко вдыхая родной знакомый запах лесного тумана с нотками хвои, полыни и рябины. Гриша, мой Гриша… Самый родной мне в мире человек. Я не знала, чем мне отблагодарить судьбу за то, что он жив, за то, что он снова со мной.
– Когда вы отплываете? – спросила я.
– Завтра, – сумрачно отозвался он. – Погрузка закончится в полдень, в два мы уходим.
– Гриша, – твёрдо сказала я. – Как только ты уедешь, я начну готовить бумаги для твоего переезда ко мне. У меня есть юрист, я обращусь к нему, он придумает что-нибудь. Наверняка есть способы.
– Мы… – неуверенно начал Гриша и посмотрел на меня настороженно. – Мы могли бы пожениться. Это бы всё упростило.
Я поначалу не поняла, почему он вдруг так напрягся, и только через пару секунд догадалась. Господи, он ведь делает мне предложение. Вот так – обыденно, прикрываясь практической выгодой. А я… я, всю жизнь считавшая, что мы когда-нибудь поженимся и будем вместе всегда, – я не могла сказать ему да. Как больно! Как нелепо!
– Гриша, я не могу, – пробормотала я и прикусила губу.
– Да… ясно… Конечно, – он тут же вздёрнул плечи и попытался отвернуться от меня.
– Ты не понимаешь, – замотала головой я. – Это не потому, что я не хочу. Не из-за всей этой ерунды, которую ты мне наговорил. О том, что мы теперь принадлежим к разным кругам и тому подобное. Какие там у нас могут быть круги? Гриша, ты же мой, понимаешь? До самой последней клеточки мой. А я – твоя! Но…
Я помолчала, взяла в обе ладони его руку, осторожно погладила кончиками пальцев твёрдые мозоли.
– Гриша, у меня контракт.
– Я это уже знаю, – нетерпеливо дернул плечом он. – При чём тут это? Твой контракт что, запрещает тебе выходить за меня замуж?
– Да, – просто сказала я. – Не только за тебя, он вообще запрещает мне выходить замуж. В ближайшие десять… нет, уже только шесть лет.
– Как такое может быть? – не понял Гриша.
– Вот так, – развела руками я. – Это часть моей работы. Такая же, как выдуманный роман с Тэдом. Я тоже не представляла себе, что такое возможно, когда приехала сюда. Но оказалось, что быть актрисой в Голливуде означает играть не только перед камерой.
– Но зачем ты согласилась? Зачем ты подписала этот жуткий контракт?
– Я… – Я замялась, перебирая пальцами высохшую от солнца траву. – Гриша, я ведь тогда думала, что мне никогда не придётся выходить замуж, потому что ты… Потому что тебя…
Я даже не могла этого выговорить, но он, как и раньше, понял меня без слов, снова потянул к себе и обнял, прижимаясь горячими губами к виску.
– Если б я только знала, ни за что не согласилась бы с этим. И сейчас все было бы намного проще. Я могла бы вернуться домой. Или ты мог бы остаться здесь как мой муж. Но сейчас такой возможности нет. И все же я уверена, что мы придумаем что-нибудь. Марк Анатольевич – тот самый юрист, – он поможет, найдет способ! Я завтра же займусь этим вопросом и буду держать тебя в курсе. И ты снова приедешь ко мне, как только мы разберёмся со всеми документами.
– Я приеду, – кивнул он. – Обязательно! Мы снова будем вместе, и никто нас не разлучит.
На следующий день мы с Гришей наскоро простились у ворот порта. Он смог вырваться ко мне только на несколько минут, корабль вот-вот должен был отойти. Он снова был в форме, и опять казался мне в ней чуть-чуть чужим. Но я уже знала, что всё это только видимость, что это всё тот же мой преданный, сильный, добрый и чуткий Гриша. Я крепко обняла его, прижалась всем телом и почувствовала, как смыкаются у меня за спиной его крепкие руки.
– Передай привет Ветру, – шепнула я.
– Обязательно, – кивнул он. – Он помнит тебя. Я уверен, что помнит.
– Как бы мне хотелось его увидеть, – пробормотала я. – Может быть, когда-нибудь… А пока ты приедешь ко мне.
Его горячие обветренные губы прикоснулись к моим губам, и мне показалось, будто у меня подогнулись колени. Все закружилось, и на несколько секунд я как будто снова оказалась в том самом лесу нашего детства, где всё вокруг было затянуто свежей нежной зеленью, а солнце пробивалось сквозь ветки, искрило в сомкнутых ресницах.
Оторваться от него было трудно – не просто потому, что он был самым дорогим для меня человеком на свете, но и потому, что его губы обладали магией возвращать меня в прошлое, туда, где всё ещё было хорошо, и жизнь казалась лёгкой, как ветер, и искрящейся, как солнечный свет.
Гриша стиснул мои плечи и слегка оттолкнул меня.
– Всё, – прошептал он. – Всё, мне пора.
– Иди, – кивнула я. – Ну иди же, – и до боли прикусила нижнюю губу.
После того как я столько лет считала его умершим, мне теперь достаточно было знать, что он просто есть: живёт, дышит, улыбается, хмурит свои широкие брови. Пусть даже не со мной, пусть я не могу прижаться к нему и провести кончиком пальца по изгибу губ, он жив – и это главное. Остальное можно исправить, непоправима только смерть – это я теперь знала наверняка.
Гриша пошёл к воротам и ещё раз обернулся ко мне, помахав рукой. Моё сердце болезненно ёкнуло. И всё же я нашла в себе силы тоже вскинуть руку и помахать ему в ответ.
– Ты приедешь, – прошептала я одними губами. – Приедешь ко мне.
Отчего, интересно, жизнь складывалась так, что нам всё время нужны были эти мантры?