По обе стороны горизонта - читать онлайн книгу. Автор: Генрих Аванесов cтр.№ 21

– Ну что же, в войну лейтенант иногда за год вырастал до майора.

– А над чем сейчас работаете? – продолжал расспрашивать он.

Я рассказал, что несколько групп моих ребят по линии студенческого научного общества ведут работу по автоматизации контроля параметров на поточных линиях, а одна разрабатывает маленький ручной радар для измерения скорости подвижных объектов. Все это была чистая правда. Но, когда я сказал, что под моим руководством работает сразу несколько групп, он, мне кажется, засомневался в моей искренности и перешел к другим вопросам – к политике.

– А газеты ты читаешь? – спросил он, переходя на ты. В этом, с моей точки зрения, ничего обидного не было. Непривычным для меня в моем возрасте было как раз обращение на вы.

– Не регулярно, – уклончиво ответил я, так как на самом деле газеты читал от случая к случаю, не находя это занятие сколько-нибудь интересным.

– А сегодняшнюю «Правду» ты читал?

– Нет, – честно ответил я, – но позвольте взглянуть.

Он протянул мне газету, и я секунд десять просматривал ее первую страницу, после чего вернул ее хозяину. За это время я успел пробежать глазами передовую статью и выхватить заголовки других. Затем я принялся излагать содержание передовицы, стараясь делать это своими, а не газетными фразами.

– Значит, все-таки иногда читаешь, – удовлетворенно сказал Виктор Иванович.

Очевидно, первое впечатление от моей персоны у него сложилось положительное, и он потянулся к графину. Предложил мне, я отказался. Сказал, что крепких напитков не пью, и это была чистая правда. Не рассказывать же ему, что в возрасте десяти-одиннадцати лет мы с соседом по квартире такого же возраста, как я, полгода копили деньги и купили бутылку коньяка. На Новый год мы, спрятавшись в ванной, выпили по стакану этой ужасной жидкости, отчего оба вскоре почувствовали себя не просто плохо, а очень плохо. Родители и соседи тогда решили, что мы отравились рыбой. После этого случая меня мутило от одного вида коньяка или водки, но на вина мое внутреннее табу не распространялось.

Мы принялись за еду, перебрасываясь теперь только короткими фразами. Нинина мама к обеду не вышла. Возможно, ее не было дома.

После обеда Виктор Иванович снова начал допрашивать меня. Теперь его интересовали мои воззрения в области экономики. Таковых у меня, по правде сказать, не было вовсе, и все, что я говорил на эту тему, было чистой воды экспромтом. Единственное, в чем я был на самом деле убежден, и произнес уверенно, так это то, что если экономика – наука, то ее законы должны действовать одинаково как в социалистическом государстве, так и в капиталистическом. Ведь нет специальных законов физики или математики для того или иного общественного строя. Мне кажется, я его озадачил. Он задумался, что-то пробормотал и, пожелав нам всего наилучшего, вышел.

Нина пригласила меня в свою комнату. Мы собирались в театр, и надо было скоротать часок. Она не закрыла за собой входную дверь, давая понять, что я должен вести себя прилично.

– Что это за номер с газетой, – спросила она, когда мы остались одни, – говоришь, что не читаешь, а берешь ее в руки и, вдруг, оказывается, знаешь ее содержание. Думаешь, отец не заметил твой фокус? Сомневаюсь. Он сквозь стены слышит и видит. Просто он вида не подал. Так объясни мне, пожалуйста.

Я не стал заставлять ее долго меня уговаривать и предложил ей взять с полки любую книгу, открыть на первой попавшейся странице и показать мне на несколько секунд. Разумеется, я пересказал содержание текста почти дословно. Нина пришла в восторг. Пришлось несколько раз повторить номер на бис. Последней она показала мне страницу с английским текстом. Вот тут я попал впросак. Страницу-то я запомнил, а вот пересказать не мог. Я сказал, что не силен в языках, и рассказал, как сдавал вступительный экзамен по языку. Это вызвало новый приступ веселья. Видеть ее смеющейся было для меня особым удовольствием. Но тут я подумал, что если не могу пересказать английский текст, то, наверное, смогу его записать. Нина дала мне лист бумаги, и я буква за буквой воспроизвел первый абзац. Для меня это был первый опыт такого рода, но не последний. На Нину мои способности произвели впечатление. Она хотела сразу бежать к отцу, чтобы продемонстрировать их ему, но мне удалось удержать ее – я был сыт по горло общением с ним.

Вот так и шла теперь моя жизнь. Я не упускал ни одной возможности для встреч с Ниной, а в остальное время разрывался между учебой и работой. Дела, естественно, шли ни шатко, ни валко, но все же шли. Каким-то чудом я не завалил зимнюю сессию, а на работе меня спасала способность продумывать полученные результаты и необходимые следующие шаги путем параллельного мышления. Оно не прекращало работать никогда.

Приходили письма и от Сереги. О нем и его делах я почти забыл, но письма читал с интересом. Он сообщал, что дом ему кое-как достроили, он в нем живет, поминая меня и всю нашу бригаду добрым словом. Что водопровод из родника работает как часы, баня тоже. Печку теперь топит истопник, и ему на эту ерунду время теперь тратить не приходится. Вообще, хозяйство идет в гору, рыба не переводится, и есть важные новости: из Баку он получил икринки осетров, из которых он надеется вывести мальков. «Вот приедешь следующим летом, буду тебя икрой угощать», – писал он. Меньше всего меня радовала перспектива летом опять отправиться к Сереге. Икра вообще не вызывала у меня никаких эмоций. В моем детстве икра не была дефицитом. Я хорошо помнил магазин на Дзержинской, где за прилавкам в больших бочках всегда лежала икра. Она была дешевле колбасы и, может быть нечасто, но покупалась моими родителями. Кстати, именно в этом магазине я впервые увидел в аквариуме карпов, которых так ловко научился разводить Серега. «Нет, – сказал я себе, – вряд ли Сереге удастся в этом году затащить меня к себе. В помощи он теперь не нуждается, дом выстроен, дела идут – чего еще надо!»

В середине марта Нина сказала, что ей надо на неделю съездить в Ленинград. Не хочу ли я составить ей компанию. Что за вопрос: в Ленинград, на Луну или на Марс, да куда угодно, только, чтобы быть с ней.

Через несколько дней мы уже ехали в Ленинград на поезде в четырехместном купе, и я ругал себя на чем свет стоит за то, что не взял на себя покупку билетов. В Ленинграде следующим утром мы перешли через Октябрьскую площадь и оказались в гостинице с тем же названием. Я впервые в жизни находился в гостинице и с интересом озирался по сторонам. Там нам было забронировано два одноместных номера, что мог сделать только генерал или его адъютанты. Мы вошли в Нинин номер. Она повернулась к зеркалу и сбросила с себя мне на руки свое невесомое пальто, затем, глядя на меня из зеркала, сняла бусы и начала расстегивать кофточку. Дальнейшего приглашения мне не потребовалось. Меня хватило на то, чтобы повернуть ключ в замке, после чего я выпал из окружающей действительности на всю неделю. Мы не осматривали достопримечательностей города. Мы выходили из номера лишь изредка, чтобы что-нибудь съесть, и тут же спешили обратно в постель, где почти без слов упивались друг другом с утра и до вечера, с вечера до утра. Она оказалась не девушкой, чего я, в тайне от самого себя, очень боялся, уж, сам не знаю почему. Более того, ее изобретательности и страстности могла бы позавидовать и зрелая женщина. Что и говорить, моему счастью не было предела. Но все хорошее быстро кончается. Неделя пролетела как одно мгновение. Мы снова оказались в поезде, но уже в двухместном купе, о чем я успел позаботиться, с трудом оторвавшись от Нины, чтобы добежать до вокзала. Чувствуя, что близится час расставания, мы и в эту ночь не сомкнули глаз. Я пытался поговорить с ней, но она не давала мне сказать ни слова, закрывая рот поцелуями. Мы едва успели одеться, наспех закончив эту процедуру, когда поезд уже стоял у перрона Ленинградского вокзала.