Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Фурсов cтр.№ 54

Одной из линий, проходящей сквозь все три уровня, является создание негативного образа «мишени» и – программа-максимум – внедрение его в доминирующие группы общества-мишени (автофобия, ненависть к своему, к самим себе – приязнь к чужому). Их стараются приучить к мысли, что они якобы почти свои, почти европейцы/американцы в глазах Запада; надо только чуть-чуть постараться и избавиться от «почти» – если не возненавидеть, то запрезирать свою страну и сдать её Западу, превратившись в нечто вроде старост при оккупационном режиме. Конкретный пример автофобии – русофобия. Русофобия как идея – это неприязнь (вплоть до ненависти) к русским как к таковым, к русскости как историческому типу и опыту, к его носителям – их идентичности, истории, ценностям, психотипу, образу мысли, жизнебыту. Русофобия как практика – это комплекс действий (информационных, экономических, политических и других), имеющих своей целью принижение и подавление русскости как психоисторического комплекса. Русофобия как стратегия – это стремление установить контроль над русскими как особой этно-исторической державообразующей целостностью с последующим уничтожением, стиранием их из истории, растворением в других народах.

Не редкость и практическая реализация русофобии. В широком масштабе крайние формы этого продемонстрировали нацисты во время Великой Отечественной войны; в наши дни симпатизирующие нацистам власти стран Прибалтики и Украины – с молчаливого согласия, если не одобрения Евросоюза и США реализуют русофобию в виде дискриминации русских в этих странах. На уровне пропаганды оголтелая русофобия характеризует действия представителей политической и медийной сфер Запада в последние несколько лет. По своему накалу это превосходит антисоветскую и антикоммунистическую пропаганду времён Холодной войны; тогда, если и затрагивали русских, то косвенно, более или менее завуалированно – удары наносились по коммунизму; по советской системе, по коммунистической идеологии.

Впрочем, кукловоды и их обслуга прекрасно отдавали себе отчёт: борьба ведётся хоть и против советской, но России. Открыто и ясно об этом в конце 1990-х годов высказался Зб. Бжезинский в интервью парижскому журналу «Le nouvel observateur». На вопрос о борьбе Запада и в частности США с коммунизмом Бжезинский ответил в том смысле, что не надо себя обманывать: мы (Запад) «боролись не с коммунизмом, а с Россией, как бы она ни называлась». Показательно, что этот подход своих хозяев чётко усвоил один из «прорабов перестройки» А. Н. Яковлев: в одном из последних интервью он заявил, что перестройкой её агенты ломали не только Советский Союз, но всю тысячелетнюю модель русской истории. В обоих случаях (Бжезинский и Яковлев) мы имеем дело с русофобией в её практической реализации.

Здесь важно отметить, что советофобия есть всего лишь скрытая, завуалированная форма русофобии. И сколько бы ни пытались иные хулители советского прошлого обосновать свою позицию исконно русским патриотизмом, православием, величием Российской империи, которую как нечто положительное противопоставляют Советскому Союзу (МФБ-комплекс: монархизм, феврализм, белогвардейщина как позитив отечественной истории), неприятием сталинизма и т. п., реально их хула носит русофобский характер. СССР – это во многих отношениях цивилизационный пик русского развития: это реальный русский модерн; это реальное развитие; это мировая фаза русской истории; наконец, это единственная в истории социальная система, в основе которой центральная русская ценность – социальная справедливость.

Враги России, русофобы, как за рубежом, так и в самой РФ прекрасно это понимают: советофобская кампания, очернение советского прошлого, советских достижений, советских побед – это удар по России, по русскому «короткому XX веку» (1917–1991), доказавшему историческую состоятельность, победительность русскости именно в её советской форме. Не случайно значительную роль в развитии русофобии на Западе и в частности в США сыграло советологическое экспертное сообщество. Немало его представителей работали в разное время в различных администрациях США. Среди этих людей хватало людей из Восточной Европы или их потомков – поляки, чехи, евреи, украинцы, румыны и т. д. Как правило, все они, будь то Зб. Бжезинский или Пола Добрянски (дочь бандеровцы-русофоба, подвизавшаяся в администрации Буша-младшего), Вулфовиц или Перл – имя им легион – ненавидели СССР именно как могучую форму исторической России. Отпечаток этой ненависти лёг на советологические штудии – не на все, разумеется, немало было серьёзных и интересных работ, а среди выходцев из Западной Европы далеко не все были ненавистниками СССР/России. Но… тенденция, однако.

С разрушением СССР советологи, казалось, останутся без работы, но они быстро переквалифицировались из «кремленологов» в специалистов по постсоветскому Кремлю. А ненависть осталась, причём теперь её не надо было прятать в антикоммунистические одежды. С каждой новой администрацией после Буша-старшего таких экспертов в истеблишменте становилось всё больше, росла их активность, достигшая максимума во время антипутинской истерии; многие «косяки» верхушки США в отношении России следует отнести на счёт той картины, которую рисовал русофобский сегмент экспертного сообщества. Проблема, однако, в том, что у нас к этой русофобской публике до сих пор относятся всерьёз, как к учёным, тогда как на самом деле перед нами рядовые и офицеры информационной войны (независимо от национальности – будь то Фиона Хилл или Лилия Шевцова) и вступать с ними в чисто научные дискуссии с целью поиска истины по меньшей мере глупо. Цель врага – не поиск истины, а нанесение ущерба России: в данном случае на научно-информационном фронте психоисторической войны. И если раньше русофобы рядились в тогу антикоммунистов, то сегодня на них наряд «критиков путинского режима» и борцов за «истинную демократию в России». Что это за «демократия» мы видели в 1993, 1996 и 1998 гг. Демократия с лицом ельциногайдарочубайса? Спасибо, не надо. Русофобия меняет лишь форму, суть остаётся прежней – она практически не изменилась с 1820-х годов.

III

Именно в это десятилетие стартовала русофобия как базовое оружия западных верхушек в психоисторической войне «против России, как бы она ни называлась». Время «запуска» русофобии выбрано было не случайно: именно тогда Россия стала смертельным врагом трёх сил, организовавших Французскую революцию 1789–1799 гг. (или активно способствовавших её возникновению и развитию) и начавших строить свой новый мировой порядок сразу же после завершения реализации её «экспортного варианта» – Наполеоновских войн.

Во-первых, это Великобритания, боровшаяся за гегемонию в мировой капиталистической системе с Францией и одержавшая над ней победу силами прежде всего России. Последняя именно из-за победы над Наполеоном, превратившей её в сильнейшую континентальную державу, стала в глазах британцев противником № 1.

Во-вторых, это относительно новый европейский финансовый капитал, поднявшийся как таковой именно в ходе Французской революции и Наполеоновских войн – благодаря этим явлениям. Речь идёт, прежде всего, о Ротшильдах, уже в 1818 г. продиктовавших свою волю крупнейшим западноевропейским державам (Австрии, Пруссии, Франции) – но не России. Как и масоны и иллюминаты, Ротшильды (в финансовых интересах) сразу же после разгрома Наполеона заговорили о чём-то похожем на мировое правительство, и 1818 г. стал наглядной демонстрацией их претензий. Ротшильдов поддержали и другие банкиры – британские и швейцарские. Однако на пути реализации этих планов оказалась Россия – сначала Александра I, а затем Николя I, причём планов не только политических, но и экономических: русские цари не позволяли западному финансовому капиталу разгуляться в России, ограничивали его.