Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Фурсов cтр.№ 2

В сухом остатке: 4 ноября – далеко не лучшая дата для демонстрации единства русских, реальность была намного сложнее. Смута – вообще сложное явление, неподъёмное для его одномерной концептуализации. С этим вплотную столкнулись советские историки, искусственно разделившие Смуту на «крестьянское восстание под руководством Болотникова» и «иностранную интервенцию и борьбу с ней». Здесь ложно всё – и само разделение и то, что представлено в качестве частей, на которые искусственно расчленили такое целостное историческое событие как Смута.

Во-первых, в России никогда не было крестьянских войн, только казацко-крестьянские; как только казаки прекращали борьбу и бросали крестьян, всё заканчивалось. Казацкая составляющая казацко-крестьянских войн представляла собой более или менее масштабный разбой, который советские историки приравнивали к классовой борьбе; разумеется, в разбое был и социальный протест, но, с одной стороны, не только он – было и нечто а-социальное по сути; с другой – сам протест выражался а-социально по содержанию.

Во-вторых, «интервенция», которая со временем в своём неорганизованном виде действительно стала таковой без кавычек, приобрела размах в результате приглашения в феврале 1609 г. царём Василием Шуйским шведских войск (для борьбы против тушинцев, т. е. Лжедмитрия II), а важный этап польской «эпопеи» стартовал после того, как московские бояре, трясясь за власть и привилегии, обратились за помощью против всё тех же тушинцев к полякам – гетману Жолкевскому (лето 1610 г.). Иными словами, «интервенция» разворачивалась как борьба чужеземными руками одних русских сил с другими («похуже Мамая будут – свои»), ну а развернувшись, вышла из-под контроля русских предателей-бояр и усмирять её пришлось русским патриотам во главе с Мининым и Пожарским.

Наконец, последнее по счёту, но не по значению: обособление и противопоставление «движения Болотникова» и «иностранной интервенции» совершенно неправомерно, но советские историки вынуждены были пойти на этот трюк, нарушая историческую целостность Смуты. Дело в том, что с классовой точки зрения советские историки должны были подавать в положительном свете восстание под руководством Болотникова, который, однако, был тесно связан с Лжедмитрием I, выступая по сути как его агент. Показательно, что уже после смерти первого самозванца Болотников, сидя с «царевичем Петром» в осаде в Туле, слал гонцов по всем направлениям, чтобы не медлили с объявлением «како-нибудь Дмитрия». Выходит, с классовой точки зрения надо было стоять на стороне Болотникова и… Лжедмитрия, а также того чужеземного сброда, который заявился с ними на Русь, и тех предателей-бояр (включая Фёдора Романова; он же – будущий патриарх Филарет; он же – отец будущего царя Михаила), которые поддерживали обоих Лжедмитриев. Но такой подход со всей очевидностью противоречит патриотизму, патриотической позиции. Последняя требует – и правильно – встать на сторону земцев Минина и Пожарского, дворянско-купеческого ополчения, т. е. … эксплуататоров. Дилемма: либо правильная патриотическая позиция с эксплуататорами, либо правильная классовая позиция с эксплуатируемыми и… интервентами. Противоречие между классовым и национальным было устранено путём ложного рассечения Смуты на «параллельные миры» крестьянской войны и борьбы с интервентами; бояре-предатели ушли в тень (а как иначе – среди них были представители будущей царской фамилии и многие бояре, оказавшиеся в фаворе у Михаила и Филарета). Всё это лишний раз говорит о том, насколько сложным историческим явлением была Смута.

II

Смута – сложное («каскадное») историческое явление, вызванное несколькими причинами, а точнее – несколькими причинно-следственными рядами: классовым, государственным, национальным, культурно-религиозным, международным (европейским), векторы развития которых сошлись в одной точке. Смута в качестве макрособытия нетождественна самой себе как:

• явление – сущности;

• краткосрочное событие – средне – и долгосрочному;

• российское событие – европейскому.

Последнее необходимо подчеркнуть особо: русская Смута начала XVII в. была элементом европейских событий «длинного XVI века» (1453–1648 гг.) и мирового (евразийского) кризиса XVII в., потрясшего не только Московское царство, но также Англию, Францию, германские земли, Китай и Японию.

Для России Смута начала XVII в. стала моделью будущих смут (смутореволюций) конца XIX – начала XX вв. и конца XX – начала XXI вв. Разумеется, две более поздние смуты были намного сложнее и богаче по содержанию, композиции и форме, однако исходный «скелет» начала XVII в. сохранялся. Его характерными чертами были следующие:

1) Утрата центральной властью (центроверхом) монополии на властную субъектность; результат – двое– (как минимум) -властье: Василий Шуйский против Тушинского вора; Временное правительство против Петросовета и красные против белых; Ельцин против Горбачёва, а затем против «парламента».

2) Смута начинается на верхних ступенях социально-властной пирамиды и постепенно опускается вниз, охватывая всё общество. В. О. Ключевский писал: «В Смуте последовательно выступают все классы русского общества и выступают в том самом порядке, в каком они лежали в тогдашнем составе русского общества, как были размещены на социальной лестнице. На вершине этой лестницы стояло боярство, оно и начало Смуту». За «боярским» периодом Смуты (другой русский историк – С. Ф. Платонов – назвал его «династическим») последовал «дворянский», а затем Смута спустилась в самый низ и охватила общество в целом, превратившись в борьбу всех против всех («общесоциальный период» у Ключевского, «национально-религиозный» – у Платонова).

Смуту начала XX в. тоже начало «боярство» – заговор, в котором участвовали представители царской фамилии, высшего генералитета, крупного капитала. Смуту конца XX в. начали высший «боярин» – генсек КПСС и его окружение. Обе смуты «спустились» вниз и охватили общество в целом, разрушив прежний строй.

3) Для смут характерно переплетение классового (социального) и национального (этнорелигиозного) моментов, причём значение второго росло от смуты к смуте.

4) В подготовке и запуске всех трёх смут, а затем в их ходе активную роль играл Запад: в первой – Ватикан (иезуиты) и англичане, во второй – англичане, в третьей – прежде всего американцы и англичане. Цель – устранение России как геополитического и геоэкономического конкурента и персонификатора православия (минимально искажённой и минимально иудаизированной формы христианства); разрушение России, установление контроля над её ресурсами.

5) Русские смуты всегда были интегральным элементом европейских/евразийских/мировых кризисов: кризиса XVII в., «водораздельного» кризиса (1870–1933 гг.) и кризиса, связанного с неолиберальной (контр) революцией (1979-?). Кризисы эти играли двойственную роль: с одной стороны, они были фактором, усиливающим смуту; с другой – условия кризиса в конечном счёте не позволяли грызшимся между собой западным хищникам до конца использовать результаты смуты, и России в начале XVII в. и в начале XX в. удавалось выскочить из исторической ловушки именно пользуясь международной кризисной ситуацией и её последствиями; будем надеяться, что так будет и в начале XXI в.; впрочем, за это надо побороться – без борьбы нет побед.