Утраченное Просвещение. Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Фредерик Старр cтр.№ 173

Бахауддин Накшбанд поклялся беспрекословно подчиняться своему суфийскому учителю. Со временем учитель наставил его на путь, на котором можно было объединить свое бытие с Богом. В то же время учитель повелел молодому послушнику скрупулезно придерживаться всех законов шариата. Та форма суфизма, которой придерживался Накшбанд, снова возвращалась к строгим постулатам веры в мельчайших деталях, но эта вера была помещена в мир внутреннего просвещения и непосредственного общения с Богом.

Иными словами, Накшбанд навел мосты между внутренним и внешним мирами, между верой и законом, индивидуумом и обществом. Как и в других формах суфизма, видение Накшбанда опиралось на «сердце» и на прямое общение между верующим и Богом. Но это видение в значительно большей степени, чем ранние формы суфизма, было построено на подчинении: сначала – суфийскому учителю, или пиру, и всем учителям до него, затем – гражданским властям и шариату и, наконец, Богу. Через некоторое время подход Накшбанда стал доминировать в регионе и определил политическую культуру в нем, так же как и религиозную жизнь. Суфизм заключил мир с властью и общественным порядком ^[1344].

Сильно упрощали задачу усилия, предпринятые новым суфийским орденом Накшбанда – Накшбандия, чтобы показать, что его послание происходило по прямой «золотой цепи» преемственности (силсила) от основателей веры. Как Ясави называли наместником самого Мухаммеда, так и орден Накшбандия заявлял, что его основатель чудесным образом был призван непосредственно имамом IX века Хасаном аль-Аскари, которого чтили и сунниты, и шииты. Предводители нового суфийского ордена охотно использовали это чудесное рукоположение, чтобы пресечь всевозможные рациональные возражения ^[1345].

Пресекались также и нововведения. Ранее суфийские учителя происходили из всех слоев общества. Их харизма и власть исходили от благочестивого образа жизни и от силы воздействия их учений, а не от происхождения или официальных связей. Но во время и после монгольского правления передача священной власти от одного поколения к другому стала семейным делом, где святость передавалась не по наследству, а по дарованию. Пир, или святой человек, был тем, чей отец когда-то был пиром, так же как и светские правители передавали свой скипетр своим сыновьям. Претендентов со стороны не приветствовали.

Благодаря Бахаддину Накшбанду суфизм, зародившийся как аскетичное движение, нередко подразумевавшее неявное противостояние по отношению к власть имущим, включало в себя мирскую жизнь и пришло к компромиссу с политическим порядком. Показательно в этом отношении то, что, когда Накшбанд умер в 1389 году, правители Бухары приняли на себя обязанность по содержанию его школы и мечети. Подход Накшбанда быстро распространялся по всему исламскому миру. Огромное количество последователей от Индии до Магриба свидетельствует об устойчивой привлекательности такого видения вплоть до наших дней ^[1346]. Зародившееся в Бухаре течение оказывало глубокое влияние на исламскую мысль как духовная и как научная традиция вплоть до XX и XXI веков.

Духовные движения, обращенные к внутреннему миру, давали людям возможность выживать в самые сложные времена. Они появились и процветали в период правления монголов в Центральной Азии, в то время, когда другая научная и культурная деятельность в регионе перестала существовать, и это свидетельствует о творческих способностях и находчивости простых людей. Суфизм предлагал утешение и духовное «лекарство» обществу, которое было оторвано от корней и практически уничтожено. То, что он породил прекрасную поэзию, что он питал внутренний мир так, что люди до сих пор находят его привлекательным, говорит само за себя.

И все же это наследие народной культуры в монгольскую эпоху имело и отрицательную сторону. Как заметил чешский ученый Ян Рыпка, оно было рождено из пессимистичного взгляда на дальнейшие жизненные перспективы и утверждало пассивность и безропотность, причем не только в эпоху монгольского правления, но и многие века после ^[1347]. Несмотря на многочисленные трактаты, заставляющие задуматься, суфии отвергали ум в пользу интуиции. Как и аль-Газали, они считали рациональность во всех ее формах низшей ступенью знания и осуждали тех, кто придерживался обратной точки зрения. Заслуживающий одобрения поиск духовных наставников и моральных примеров для подражания завершился культом святых по всей Центральной Азии, который быстро перерос в набор религиозных предрассудков.