Утраченное Просвещение. Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Фредерик Старр cтр.№ 158

Страница

Для аль-Газали и его торжествующих покровителей было удобно провозглашать страдания земной жизни и отраду небесной, но Хайям задается вопросом:

В другом рубаи Хайям перешел к прямым насмешкам над традиционалистами:

В нескольких последующих рубаи он критикует знатоков шариата и имамов, которые так уверенно выносили суждения о своих ближних:

В особенно злобном рубаи он защищал местных агностиков:

Таким образом, Омар Хайям, самый выдающийся математик и астроном сельджукской эпохи, автор важных философских работ, принимающих богооткровение и суфийский путь к мудрости, стал пропагандировать скептицизм так основательно, что дошел даже до великих научных изысканий, которым лучшие умы посвятили свои жизни:

Как будто отбросив все сомнения, что это заявление о несостоятельности касается и его тоже, поэт добавляет:

В конце XX века многие уважаемые эксперты стали защищать Омара Хайяма. Тщательно проанализировав тексты, они начали сомневаться в авторстве нескольких (но не всех) четверостиший, на которых основывался звездный статус Хайяма как вольнодумца и скептика. Они также напомнили о ранних философских работах поэта, которыми несправедливо пренебрегали и в которых он выступает как верующий и сторонник суфийских идей. Затем они перешли к осуждению всех, кто может предположить, что взгляды Хайяма на многие вопросы остались неопределенными. «Обвинять Хайяма в вопиющем лицемерии, в то же время стремясь сделать из него культурного героя современных скептиков, – это самый худший вид лицемерия» ^[1205].

Однако это явная крайность. Люди, даже гениальные, устроены сложно и иногда вопиюще непоследовательны в своих воззрениях. Хайям, проживший более восьмидесяти лет, мог иметь различные точки зрения в разное время и в разном настроении. То, что он писал солнечным днем в молодости судье из Фарса, может сильно отличаться от того, что он писал для самого себя, будучи стариком, сидя ночью при свете свечи. Наконец, те, кто защищает мусульманскую веру Хайяма, забывают, что четверостишия поэта почти так же критичны по отношению к его научным трудам, как и к набожности. Справедливо ли протестовать, когда Хайям выражает отвращение к закостенелому официальному исламу своего времени, но молчать, когда он предполагает, что его собственная карьера в науке была напрасной? ^[1206]

Некоторые рубаи как бы поддерживают точку зрения тех, кто пытается найти подтверждение последовательности и логичности Хайяма:

Одно из ранних (вероятно) четверостиший также цитируется в поддержку постоянства основной веры Хайяма:

Если предположить, что оба эти четверостишия принадлежат Хайяму (авторство первого под вопросом), то какой же точки зрения он придерживался? Подобно своему кумиру Ибн Сине, Хайям мог обратиться к интуиции, чтобы подтвердить то, что предполагает разум; как и у Ибн Сины, его вера не должна была принимать нудных религиозных ученых, ту или иную школу права и вообще любые догмы. Тем не менее его версия суфизма (если она была) зеркалом именно той веры, которая привела аль-Газали к тому, что он заклеймил Ибн Сину как вероотступника ^[1208]. И, кроме того, существует множество четверостиший Хайяма, выражающих непреклонный скептицизм и сомнение, провозглашающих абсолютную пустоту человеческого существования и пропасти, зияющей за ним. Упустить это – значит принизить и преуменьшить творчество Хайяма.

Вопреки всему он упивался мимолетными моментами жизни. В одном наиболее часто цитируемых рубани, он описывает небольшой островок счастья, который остался после того, как все заблуждения разума и закостенелой религии исчезли. Вот классический перевод:

Страница