Двадцать лет в разведке - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бармин cтр.№ 89

В одном из своих выступлений диктатор провозгласил: «Жить стало лучше. Жить стало веселей, товарищи». Все подхватили это высказывание. Пресса была заполнена хвалебными статьями по поводу новой конституции. Она должна была явить собой торжество человеческого разума. Она гарантирует свободу слова и печати, всеобщее и равное избирательное право, защиту от произвольных арестов. Она даже гарантировала право на труд. Ее называли «монументом сталинской мудрости» и сравнивали с Девятой симфонией Бетховена. Сталин в интервью Рою Хендерсону заявил, что на выборах по новой конституции «списки кандидатов будут выдвигаться не только коммунистической партией, но и любыми другими общественными организациями вне ее».

Реальный смысл сталинской «демократии» и ее практическое применение показали первые же выборы. Избиратели, которые приняли на веру все содержавшиеся в конституции обещания, оказавшись в кабинах для тайного голосования, к своему удивлению, обнаружили в бюллетене имя только одного кандидата. Этот единственный кандидат часто был поддержан не только коммунистической партией, но и различными «общественными организациями» и т. п.; так Сталин реализовал то, о чем хвастливо заявлял Рою Хендерсону. Более того, новый раунд чистки партии почти совпал с выборами в новый «демократический парламент». Многие кандидаты, которых до этого всячески превозносила пресса, были арестованы ОГПУ, а их имена в бюллетенях в последний момент заменены. Избиратели были вынуждены голосовать за неожиданных или совершенно неизвестных им лиц. Другие кандидаты хотя и были избраны, но тоже оказались в тюрьме еще до первого заседания нового парламента – в этих условиях идея парламентской неприкосновенности выглядела насмешкой, – и избиратели обнаруживали, что единственный депутат, которого они избрали, был лишен возможности представлять их.

После первой сессии Верховного Совета чистка продолжалась, и на второй сессии депутаты обнаружили, что около четверти из всего депутатского состава все в промежутке между сессиями были арестованы. Никто не позаботился о проведении дополнительных выборов с целью заполнения образовавшихся «вакансий» – это было бы пустой тратой времени.

На первой сессии для руководства работой парламента был избран президиум, но ко второй сессии некоторые члены этого президиума также таинственно исчезли. Никто не стал объяснять причину их отсутствия, а председатель как ни в чем не бывало предложил список кандидатур для «пополнения президиума». В атмосфере сгущавшегося страха все депутаты молчаливо согласились не обсуждать причины отсутствия своих коллег. Что же касается оставшихся депутатов, то это, наверное, первый случай в истории, даже с учетом первоначальных достижений Гитлера в этом плане, когда пятнадцать процентов депутатского корпуса составляют высокопоставленные деятели тайной полиции – в данном случае начальники различных органов и подразделений ОГПУ.

Вот таким образом был услышан «голос народа». Так Сталин консолидировал свою тоталитарную власть. Американцы должны помнить об этом, когда они слышат сообщения о проведении «демократических выборов» в странах, «освобожденных» советской армией. Нет никаких оснований полагать, что их процедура намного отличается от описанной выше.

В зарубежных либеральных кругах, симпатизировавших Советскому Союзу, новая конституция имела шумный успех. Она придала дополнительную привлекательность политике «народного фронта» и вызвала известное доверие к жестам Сталина, направленным на установление союза с демократиями против Гитлера.

Однако внутри партии многие понимали, что конституция использовалась главным образом как витрина, но все же надеялись, что ее принятие может положить конец террору, последовавшему за убийством Кирова. В то время мы еще не понимали, что сама политика «примирения» и маскарад с «демократией» были в руках Сталина всего лишь уловкой, с помощью которой он устранил своих соперников в руководстве партии, реальном правительстве страны, и установил режим личной диктатуры. В истекшие шесть лет эта «самая демократическая в мире» конституция служит циничным камуфляжем для наиболее совершенной тоталитарной тирании в мире. Мне кажется, что иностранные наблюдатели все еще не понимают этого.

Описывая эти годы в России, я старался воздерживаться от высказываний о личности Сталина, если это выходило за рамки моей собственной истории. Мои отношения были главным образом с режимом, а не с человеком. Однако после 1941 года, когда Гитлер отверг отчаянные попытки Сталина добиться мирного урегулирования и тем самым вынудил его пойти на союз с демократиями, в Англии и Америке стало модно не только прощать грубую силу его характера, но даже восхищаться ею. Это большая ошибка, и я думаю, будет полезно, если я расскажу о том, как он виделся тем людям, которые работали с ним долгие годы и в награду получили смертный приговор.

Я много раз встречался со Сталиным и видел его на протяжении тринадцати лет не только на парадах и перед восторженной публикой, но и за работой в кабинете. Я также был дружен с братом его второй жены и единственным человеком, которому он доверял, Павлом Аллилуевым. От Павла я постепенно узнал горькую судьбу его сестры, ее замужества и смерти в 1932 году, загадочность которой породила столько слухов. У меня также были дружеские отношения с несколькими секретарями Сталина, а с одним из них некоторое время жил в одной комнате. Теперь этого человека уже, возможно, нет в живых, но я точно этого не знаю и не могу раскрыть его имя. Мы часто и доверительно говорили с ним о Сталине и обо всем, что было с ним связано. Например, я заранее, еще до того, как это стало известно партии, узнал, что принято решение об изгнании Троцкого.

Я говорю об этом не потому, что считаю, что слухи, даже из первых уст, могут заменить личные впечатления, а для того чтобы показать, что мои личные впечатления подкрепляются многочисленными свидетельствами моих знакомых, которые были близко с ним связаны. Мне трудно отделить сведения, полученные из бесед с этими людьми, от моих собственных впечатлений, с которыми они тесно связаны. Мне кажется, что я достаточно хорошо знаю этого человека, и не буду утверждать ничего, в чем сам не уверен.

Впервые я увидел Сталина в 1922 году на Четвертом конгрессе Интернационала Тогда это был еще простой смертный и он отнюдь не считался выдающимся деятелем партии или советского правительства Он был одним из секретарей Центрального Комитета партии, то есть занимал второстепенный пост, носивший в известной степени технический характер, однако скоро он сумел превратить этот пост в такое сосредоточие власти, которое не снилось русским царям. Но в то время нам, конечно, не могло прийти в голову, что секретарь ЦК, даже старший из трех секретарей, занимавший к тому же второстепенный правительственный пост комиссара Рабоче-крестьянской инспекции, может через два года стать ведущей политической фигурой, а через десять лет почти божеством. Его относительная малозначительность была очевидна для всех участников конгресса В то время как такие ведущие лидеры, как Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Радек, Раковский и еще с полдюжины других, были постоянно окружены делегатами из различных стран, а их выступления слушали с огромным вниманием, Сталин всегда ходил один.