Сын ХАМАС - читать онлайн книгу. Автор: Мосаб Хасан Юсеф cтр.№ 30

Он дал мне номер телефона, пароль и кое-какие инструкции. Я чувствовал себя настоящим шпионом. Мне приказали идти сначала в одно место, потом в другое и только оттуда позвонить.

Я сделал все, как говорил Лоай, и когда позвонил ему, получил новые указания. Я шел уже около двадцати минут, когда меня обогнала машина и остановилась у обочины. Мужчина, сидевший в ней, велел мне залезать внутрь, что я и сделал. Меня обыскали, приказали лечь на пол и накрыли одеялом.

Мы ехали около часа, за это время никто не проронил ни слова. Когда мы наконец остановились, оказалось, что мы в гараже какого-то дома. Я был рад, что нахожусь не на очередной военной базе или в тюрьме. На самом деле, как я узнал позднее, это был принадлежащий государству дом в израильском поселении. Как только я вошел, меня снова обыскали, на этот раз более основательно, и привели в хорошо обставленную гостиную. Я просидел там какое-то время, потом появился Лоай. Он пожал мне руку, а затем обнял.

— Как дела? Как тебе понравилось в тюрьме?

Я сказал ему, что дела у меня в порядке и тюремный опыт был не слишком-то приятным, особенно после того, как Лоай пообещал мне, что я не задержусь там надолго.

— Извини, нам пришлось оставить тебя там ради твоей же безопасности.

Я вспомнил, что рассказал бойцам крыла безопасности о своем плане стать двойным агентом и спросил себя, знает ли об этом Лоай. Я подумал, что лучше защитить себя самому.

— Послушайте, — сказал я, — они там пытали людей, и у меня не было иного выхода, кроме как сказать им, что я работаю на вас. Я боялся. Вы не предупредили меня о том, что там происходит. Вы не говорили мне, что за мной будут следить свои же. Вы не дали мне инструкций, и я сходил с ума. Так что я сказал им, что обещал быть предателем, потому что хотел стать двойным агентом и убивать ваших людей.

Казалось, Лоай удивился, но не рассердился. Хотя Шин Бет не одобряет пытки в тюрьме, они определенно знали о них и поняли, почему я испугался.

Он вызвал своего коллегу и рассказал ему все, что услышал от меня. Может быть, из-за того, что Израилю трудно было вербовать членов ХАМАС, а может быть, потому, что я сын шейха Хасана Юсефа и, следовательно, был особенно ценным агентом, они предпочли ничего не предпринимать.

Эти израильтяне были совсем не такими, как я ожидал.

Лоай дал мне пятьсот долларов и велел купить себе одежду, следить за собой и наслаждаться жизнью.

— Мы свяжемся с тобой, — сказал он на прощание.

Никакого секретного задания? Никакой книги с кодами? Никакого оружия? Только куча денег и рукопожатие? В этом вообще не было никакого смысла.

Мы встретились снова через пару недель, на этот раз в доме, принадлежащем Шин Бет в Иерусалиме. Все дома были обставлены, с сигнализацией и охраной, и так засекречены, что вряд ли даже соседи имели представление о том, что происходит внутри. Большая часть комнат предназначалась, судя по мебели, для встреч. Мне никогда не разрешалось переходить из одной комнаты в другую без сопровождения, не потому что они не доверяли мне, а потому что не хотели, чтобы меня увидели другие сотрудники Шин Бет. Всего лишь другой уровень безопасности.

Во время второй встречи сотрудники Шин Бет были чрезвычайно дружелюбны. Они хорошо говорили по-арабски, и было ясно, что они понимают меня, мою семью и мою культуру. У меня не было никакой нужной им информации, и они ни о чем не спрашивали. Мы просто беседовали о жизни. Я ожидал совсем другого. На самом деле мне не терпелось узнать, чего они хотят от меня. Из-за досье, которые я переписывал в тюрьме, я опасался, что они прикажут мне, например, заняться сексом с сестрой или соседкой и принести им видеопленку. Но ни о чем подобном они не просили.

После второй встречи Лоай дал мне в два раза больше денег, чем в первый раз. Это была астрономическая сумма для 20-летнего парня. И к тому же я ничего не дал Шин Бет взамен. И вообще в первые месяцы работы агентом Шин Бет я больше учился, чем приносил пользу.

Мое обучение началось с нескольких основных правил. Мне нельзя было прелюбодействовать, потому что на этом легко «засветиться». Мне запретили внебрачные отношения с женщинами — и с палестинками, и с израильтянками, хотя я работал на Израиль. В случае нарушения запрета — увольнение. Кроме того, мне запретили рассказывать кому бы то ни было о сотрудничестве с израильской разведкой.

На каждой встрече я все больше узнавал о жизни, справедливости и безопасности. Шин Бет не пытался склонить меня к совершению дурных поступков. Они, казалось, делали все возможное, чтобы создать мне достойную репутацию, сделать сильнее и мудрее.

Время шло, и я все больше сомневался в том, что намерение уничтожать израильтян было правильным. Эти люди были добры ко мне. Они действительно заботились обо мне. С чего бы мне убивать их? Я сам удивился, когда понял, что мне больше не хочется этого.

Оккупация продолжалась. Кладбище в Аль-Бирехе было по-прежнему заполнено телами палестинских мужчин, женщин и детей, убитых израильскими солдатами. И я не забыл избиение, которое мне пришлось пережить по дороге в тюрьму, и те дни, когда я сидел, прикованный к крошечному стульчику.

Но я также помнил крики из палаток в «Мегиддо» и израненного колючей проволокой мужчину, пытающегося скрыться от своих мучителей из ХАМАС. Ко мне пришли мудрость и понимание. И кто открыл мне глаза? Мои враги! Но Действительно ли они были моими врагами? Или они добры ко мне лишь потому, что я нужен им? Я совсем запутался.

На одной из встреч Лоай сказал: «С тех пор как ты начал работать на нас, мы подумываем о том, чтобы освободить твоего отца, тогда ты мог бы находиться рядом с ним и быть в курсе происходящего на палестинских территориях».

Я не знал о существовании такой возможности, но был бы счастлив увидеть отца на свободе.

Позже, спустя годы, мы с отцом сравнили наши впечатления о тюрьме. Он не любил вдаваться в подробности своих злоключений, но хотел, чтобы я знал, что во время своего пребывания в «Мегиддо» он установил там новые правила. Он рассказал мне один случай. Как-то он смотрел телевизор в камере предварительного заключения, а дежурный опустил фанеру перед экраном.

— Я не собираюсь смотреть телевизор, если ты будешь закрывать экран, — сказал он эмиру.

Они подняли фанеру, и с этим было покончено. А когда отца перевели непосредственно в тюрьму, ему даже удалось положить конец пыткам. Он приказал бойцам крыла безопасности отдать ему все досье, изучил их и обнаружил, что почти шестьдесят процентов тех, кого подозревали в предательстве, невиновны. Так он узнал, что их семьям и соседям сообщили ложные сведения. Одним из таких невинных был Акель Сорур. Документ, подтверждающий его невиновность, который отец послал в деревню, где жил Акель, конечно, не мог стереть все его страдания, но, по крайней мере, дал ему возможность жить в мире и уважении.

После освобождения отца из тюрьмы к нему в гости зашел дядя Ибрагим. Отец хотел, чтобы он тоже узнал, что с пытками в «Мегиддо» покончено и большинство мужчин, чьи жизни и семьи были разрушены бойцами крыла безопасности, ни в чем не виноваты. Ибрагим сделал вид, что потрясен. Когда отец упомянул имя Акеля, дядя сказал, что пытался защитить его и убеждал бойцов, что Акель никак не мог быть предателем.