И все из-за той красивой девчонки. Не увязался бы за ней — не встретил бы этого проклятого унтерштурмфюрера. Даже вспоминать тошно, как накачались они вчера. Ко всем чертям девчонку! Пан Модест был суеверен: ежели такое начало, каким будет конец?..
От коньяка закружилась голова, но зато исчезла изжога. Сливинский выпил одним духом стакан содовой воды — стало совсем легко, даже захотелось есть. Пан Модест посмотрел на часы — пора обедать. Одеваясь, уже весело насвистывал. Черт с ней, с этой красивой штучкой! Кажется, так выразился унтер-штурмфюрер. Выходит, она действительно красивая, если это заметил даже такой мужлан.
Прошло несколько дней. Пан Модест успел уже забыть “хорошенькую штучку” в желтом платье. Ибо все в жизни забывается, даже русалки с ямочками на щеках. Но она сама напомнила о себе. Однажды он увидел ее около рядов, где торговали всевозможной домашней рухлядью. На этот раз девушка была в скромной белой блузке с высоким воротником. Сливинский подумал, что желтое платье с низким вырезом шло ей больше.
Девушка недолго ходила между рядами. Купила что-то и пошла, как и в тот раз, в мастерскую с пылающим примусом на вывеске. Пан Модест подождал несколько минут, но она не выходила. Осторожно заглянул в окно, заставленное кастрюлями и чайниками. Сквозь грязноватое стекло ничего не увидел. Перешел на другую сторону узкой улицы и остановился у входа в ресторан, словно поджидал кого-то из друзей. Совсем незаметный для постороннего глаза — подвыпивший субъект, успевший во время обеда опрокинуть чарку–другую.
Девушка вышла с тем же блестящим медным чайником, держа его по-прежнему на вытянутой руке. Немного задержалась в дверях, может, секунду–две, не больше. Сливинский прилип к ней взглядом — и вдруг его как будто что-то кольнуло. Он еще не знал что, но было такое чувство, словно наступил на что-то живое, укусившее или ужалившее. Машинально еще следил за девушкой, даже сделал несколько шагов за ней, но скоро остановился в раздумье и потом решительно двинулся в ресторан.
Сливинский устроился около окна, из которого было удобно наблюдать за мастерской. Заходили туда преимущественно женщины — с кастрюлями, чайниками, примусами. Видимо, мастер имел большую клиентуру — что ж, это понятно: новую кастрюлю, а тем более примус, теперь и днем с огнем не сыщешь.
Самого мастера пан Модест увидел лишь около пяти часов. Кажется, интуиция не подвела его! Когда девушка выходила из мастерской, он через широко раскрытую дверь заметил бородатое лицо мастера и сразу же насторожился. Ему вспомнились слова Менцеля о некоем Зарембе — человеке со шрамом на левой щеке, который мог отпустить бороду с целью скрыть его. Пан Модест уже не раз наводил гестапо на подозрительных бородачей, но ошибался — неужели и сейчас тянет проигрышный билет?
У человека, который закрывал мастерскую, было круглое лицо, обрамленное коротко подстриженной бородкой. Пан Модест не мог разобрать, есть ли у него на левой щеке шрам, но все остальное как будто сходится: кряжистый, полнолицый…
Боже мой, неужели в самом деле Заремба?!.
По широкой лестнице большого губернаторского особняка Петро поднялся на второй этаж, где помещалась гостиная фрау Ирмы. В последнее время он с удовольствием выполнял обязанности “чиновника для особых поручений” при супруге губернатора. После того как ему удалось выполнить несколько деликатных ее просьб, он пользовался у губернаторской четы безграничным доверием и считался одним из ближайших друзей их дома.
Увидев Петра, фрау Ирма не могла скрыть своей радости.
— Сам бог послал вас сегодня, милый Карл! — воскликнула она. — Не знаю даже, как бы я обошлась без вас.
Петро почтительно склонил голову.
— Приказывайте, я к вашим услугам.
— Мы ждем сегодня высоких гостей. Будет сам командующий и с ним несколько генералов. Вы должны помочь мне встретить их.
— Готов выполнить какое угодно поручение. Хотя… в последнее время я потерял веру в наших генералов.
— Не делайте поспешных выводов, — возразила фрау Ирма, — мне говорили, наши укрепления такие мощные, что русским никогда их не одолеть.
— Я слышал это уже много раз, — не сдавался Петро, — но, видно, наши генералы разучились воевать.
— Не смейте так говорить! — испугалась губернаторша. — Я верю в нашего командующего! Русские сломают себе шею, вот увидите…
— Этот город мне очень нравится, и не хотелось бы покидать его. — Петро произнес эти слова со всей искренностью. Он действительно привык к городу и полюбил его. — Надеюсь, вы заранее поставите меня в известность, если?..
— У нас нет секретов от вас, мой друг.
Петро охотно взялся помогать фрау Ирме — это давало ему возможность присутствовать на вечере. Он надеялся, что у генералов развяжутся языки.
На лестнице Петро встретил адъютанта губернатора Рудольфа Рехана.
— Привет, Руди! — подмигнул ему. — У вас такой вид, словно зубы ноют.
— A-a!… — безнадежно махнул тот рукой.
— Что случилось? Финансовые затруднения? — догадался Петро. — Двухсот марок хватит? Я сегодня добрый…
— Стою на краю финансовой пропасти, — признался адъютант. — Но ведь я вам и так должен…
— Финансовая пропасть — самая глубокая, — сочувственно изрек Петро. — Туда можно падать в продолжение всей жизни…
Фирма Карла Кремера охотно ссужала адъютанта деньгами, не рассчитывая, что тот вернет их. Этот долговязый, рыжий и угловатый оберштурмфюрер СС был по уши влюблен в какую-то дрезденскую вертихвостку и все свои деньги тратил на подарки ей. Руди рассказал Петру, что они решили обвенчаться, когда Рехан сможет приобрести в каком-нибудь небольшом городке приличный дом и будет иметь адвокатскую практику. Но на пути к счастью молодых стоял старик Рехан, владелец пивной в Дрездене. Он упорно не шел навстречу желаниям сына и поклялся, пока жив, не дать ему ни одного пфеннига, а умирать отнюдь не собирался.
— Вашей красавице ничего не нужно? — спросил Петро, наблюдая за тем, с какой радостью Рехан прячет полученные от него деньги.
— Потом, потом, господин Кремер. Я очень благодарен вам, но сегодня…
— Я в курсе дела, — сказал Петро, — можете не делать таинственного лица. Фрау Ирма поручила мне столько, что дай бог поспеть. До вечера… — распрощался и поспешил к выходу.
Перед ужином гости собрались в кабинете, двери которого выходили в гостиную. У плотно прикрытых дверей нес стражу мрачного вида коренастый лейтенант — по-видимому, командующий проводил секретное совещание. По гостиной, скучая, прохаживался Руди, с опаской поглядывавший на лейтенанта, и Петро понял, что адъютант боится этого угрюмого офицера.
— Из личной охраны самого… — многозначительно шепнул Рехан, перехватив взгляд Петра.
— Кого, кого? — переспросил Петро, притворившись непонимающим.
— Командующего! — значительно поднял палец вверх Руди.