– Спасибо, – шепнула я. – И я понимаю. Я то же самое почувствовала, когда увидела тебя с Джунипер.
– Мы хотели защитить тебя.
– Теперь я это знаю.
Арт отвел глаза. Он знал, что потерял меня.
– Я думал, это поможет мне сблизиться с отцом. – Взглядом он указал на свою форму. – Не сработало. Раньше я не видел в нем того, кого видят все остальные, – судью. Мы с тобой смеялись над этим, нам казалось, это маска, можно отделить ее от человека. Но теперь… он изменился.
Я закусила губу.
– Он правда сделал с тобой то, что ты говорила? – прошептал он.
Я кивнула.
Арт снова прижал меня к себе.
– Кто же такой этот человек? Мой отец!
– Тебя он любит. – Другого утешения мне не удалось подыскать.
Арт осторожно подвинул меня, чтобы встать. Я поморщилась от боли. Пошарив в одном из стенных шкафов, Арт нашел бинт.
Он приподнял мою футболку – такое знакомое движение – и вздрогнул при виде свежего ожога. Все линии четкие, не то что месиво у меня на спине. Этот шрам будет символом не кары, а несломленной гордости. Но мне пришлось крепче сжать зубы, чтобы сдержать стон, когда Арт принялся промывать рану, а затем прижал к ней прокладку и замотал бинт.
– Что ж, если он меня любит, значит, простит, – сказал он. – Я выведу тебя отсюда.
– Нет. Ты не должен.
– Должен.
– И потом… – Невольно я глянула в ту сторону, где находились камеры с задержанными. – Дедушка. Рафаэль. – Сглотнула и закончила: – Кэррик.
Арт оправил на мне футболку.
– Я вас всех выведу отсюда, – тихо пообещал он. – Дай только сообразить как.
– Спасибо.
Я ухватилась за его руку, и он помог мне встать.
– Самое малое, что я могу сделать, – продолжал он. – Я не хочу, чтобы люди думали, будто я такой же, как он. Самый ужасный для меня страх, вообразить только … стать похожим на моего отца.
– Никто не подумает, что ты такой же, когда узнают, что ты хотел нам помочь.
– Я боюсь не того, что подумают. Я боюсь на самом деле стать таким, как он.
– Ты совсем другой, – сказала я. И я действительно в это верила. – Арт, я хотела тебе сказать… – Я собиралась предупредить его о том, что вот-вот должно было произойти, но в этот миг, подняв глаза, я увидела Кревана.
Он сидел в соседнем помещении. Я не знала, давно ли он пришел и много ли слышал. Хорошо бы он слышал, что сказал о нем Арт.
Мы встретились взглядами сквозь стекло, и по его отчаявшемуся лицу я поняла – он слышал каждое слово. Красный плащ казался ему велик, обвис на поникших плечах. Судья встал и вышел.
Арт двинулся было за ним, но я его удержала.
Вбежали стражи – увидели нас – подскочили.
Мы не сопротивлялись.
70
– Полегче! – сказал Арт.
Меня схватили так резко, что я дернулась от боли.
– Что происходит? – спросил страж.
– Потом поговорим. В другом месте, – напустил на себя важность Арт.
– Бери девчонку, я возьму его, – сориентировался второй страж.
– Я выполнял указания моего отца, – сказал Арт, и страж, бросив на него презрительный взгляд, пробормотал: «Папенькин сыночек» – и поволок меня прочь.
Не в камеру – меня повели по винтовой лестнице прочь от камер первого этажа, наверх, в помещения, занимаемые членами Трибунала.
В этой части замка я не бывала никогда, туда так просто не попадешь – закрытая территория, только для служащих.
Каждый шаг причинял боль, но выбора не было, пришлось подчиниться. Мы добрались до самого верха, меня завели в комнату в башне. Посреди стоял круглый стол, вдоль стен книжные стеллажи, прерываемые лишь окнами – по одну сторону с видом на внутренний двор замка, а по другим сторонам – на разные городские районы. Санчес, как я поняла, любила созерцать мир с высоты. В этой комнате принимались решения. Сейчас тут сидели бок о бок Санчес и Джексон, вид у обоих довольно мрачный. Позиции Кревана пошатнулись, Санчес изобличила его, но теперь судьям придется иметь дело с последствиями объявленной Креваном программы Окончательного решения. Ситуация критическая, и, казалось бы, меньше всего им следовало бы волноваться из-за меня, но я стала для них последней каплей.
– Ты не проголодалась? – раздосадованно спросила меня Санчес.
Я уставилась на нее в ужасе. Так это она подсыпала нам снотворного в еду? Зачем? Постепенно до меня дошло. Она вовсе не хотела, чтобы я согласилась на ее предложение. Она меня снова обманула. Устроила так, чтобы я проспала назначенный ею крайний срок. Разумеется, она бы не допустила публичного пересмотра приговора по той же самой причине, по которой не желала обнародовать запись: это означало конец Трибунала, а она только-только стала верховным судьей. Заполучила то, к чему рвалась, – с какой же стати помогать мне?
Чувствуя себя уже не так уверенно, ведь все мои – и дед, и Кэррик, и мой адвокат – остались внизу, в ступоре, – я осторожно села за стол, стараясь не задеть ожог. Я одна – против Трибунала в слегка сокращенном составе. Они держат в руках мою судьбу.
Санчес выложила на стол передо мной какую-то бумагу и ручку. Сувенирную ручку, такие покупают туристы на память о замке Хайленд.
– Как я и сказала, согласиться на наше предложение ты должна сегодня до конца рабочего дня.
– Мне же нужен адвокат.
– Мне сообщили, что его не могут добудиться, – сказал Джексон. – А мистера Уиллингема ты сама отослала.
Как видно, и у судьи Джексона иссякло терпение.
– Все условия мы уже обсудили с твоим адвокатом. И потом у тебя еще было время, чтобы с ним посоветоваться. Ничего не изменилось. Либо ты подписываешь, либо отказываешься, – заспешила Санчес, торопясь покончить со всем этим.
Я молчала. Я поняла наконец, как омерзительна мне эта женщина.
– Итак, основные условия, – продолжала Санчес. – Мы считаем, что тебя следовало не заклеймить, а приговорить к шести месяцам тюремного заключения за помощь Заклейменному. Мы отменяем приговор Трибунала, твой дед и мистер Ангело не понесут никакой ответственности за помощь тебе, поскольку ты не Заклейменная. С понедельника ты начнешь отбывать срок в исправительном заведении для женщин. Всего три месяца – мы сократили срок, учитывая то время, которое ты провела как Заклейменная. Скорее всего, ты пробудешь в тюрьме не больше месяца.
Все-таки даже от нее я подобного не ожидала.
– И это ваше милосердие? – Я повернулась к судье Джексону: – Вы не присутствовали при разговоре, но, поверьте мне, совсем не это она мне обещала.
– Я ничего не обещала. Это наше предложение, Селестина. – Санчес подтолкнула ко мне бумаги.