Архипелаг Грез - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Прист cтр.№ 34

Сквозь паутину боли я вспомнила, что где-то поблизости Серафина. Я закричала, моля о помощи, но была уже слишком слаба, и вместо крика получился только хриплый шепот. Дверь была совсем рядом. Я потянулась к ней свободной рукой и толкнула. Она открылась, и я увидела часть холма, темнеющие неподалеку болота, длинный выступ скалы чуть выше… и ни следа Серафины.

Стараясь что-то разглядеть сквозь наполнившие глаза слезы, я стояла беззащитная, прислонившись к грубой каменной кладке стены, а чудовище тем временем пожирало мою руку.

На жесткой траве ветер рисовал причудливые узоры.

Зверь подал голос. Из его глотки донеслось низкое рычание, язык под моими беспомощными пальцами затрепыхался. Он втянул в себя холодный воздух, и я почувствовала, как напряглась его челюсть. Он снова зарычал, теперь громче. Этот звук разбередил мое воображение: я словно воочию увидела голову огромного волка с глубоко посаженными глазами и вытянутой, покрытой шерстью мордой. Боль усиливалась, и я поняла, что зверь приходит во все большее возбуждение.

Звуки из его глотки теперь не утихали, доносились ритмично, все чаще и чаще по мере того, как его челюсть плотнее сжимала мою руку. Боль стала такой острой, что я уже не сомневалась – зверь прокусил меня насквозь. Я сделала еще одну попытку вытянуть руку, смирившись с тем, что могу остаться без нее, если другого выхода не останется. Зверь не уступал, рычал на меня из своего укрытия и все свирепей жевал мою плоть. Издаваемые им звуки стали такими частыми, что слились в единый вой.

Затем, по какой-то необъяснимой причине, челюсти разомкнулись, и я оказалась на свободе.

Я без сил привалилась к стене, оставив руку в выемке стены. Боль, пульсирующая в ней при каждом ударе сердца, начала стихать. Я заплакала от облегчения, но при этом и от боли и страха, что зверь все еще совсем рядом. Я не смела пошевелить рукой, веря, что даже легкое движение повлечет за собой повторную атаку. Однако я знала, что нельзя упускать шанс вызволить из стены то, что осталось от моей руки.

Я больше не ощущала дыхание зверя на своей коже. Может, она просто потеряла всякую чувствительность? Боль ушла, рука будто онемела. Я скорее представила, чем почувствовала, как безжизненно свисают мои пальцы, ладонь и запястье изранены, кровь хлещет прямо в глотку зверя.

Наконец, меня наполнило дикое отвращение. Не беспокоясь больше о том, что чудовище может вновь схватить меня, я вытянула свою истерзанную руку из стены и отпрянула, переместившись к лучу света, чтобы посмотреть, насколько ужасны повреждения.

Моя рука была совершенно цела! Ни царапины!

Я не верила своим глазам. Рукав блузки порвался, пока я пыталась вырваться из дыры в стене, но на самой руке не было ни царапинки, ни пореза, ни следов от зубов, ни разорванной плоти, ни крови.

Я согнула пальцы, ожидая, что их пронзит боль, однако они двигались совершенно свободно. Я повертела рукой, разглядывая ее со всех сторон. На ней не осталось даже следа слюны, которую я совсем недавно так явно ощущала. Я осторожно потрогала руку в поисках ушибов, но, куда бы я ни нажимала, я чувствовала лишь свои пальцы на совершенно целой, неповрежденной коже. Боль исчезла без следа. В воздухе витал еле уловимый, неприятный запах, однако стоило мне поднести пальцы к носу, как он испарился.

Дверь была по-прежнему открыта.

Я схватила с пола свитер и выскочила наружу. Свою пострадавшую, но целую при этом руку я безотчетно держала прижатой к груди, как будто еще страдала от боли.

Я стояла по пояс в высокой траве и думала о Серафине.

Мне отчаянно хотелось найти ее, хотелось поговорить с кем-то о случившемся, с кем-то, кто мог все объяснить или хотя бы утешить меня. Мне необходимо было встретить человека, который убедил бы меня в том, в чем я сама убедить себя не могла. Но Серафины нигде видно не было.

Оглядываясь в ее поисках, я внезапно заметила какое-то движение. У подножия холма, рядом с ручьем, из зарослей высокой травы возник мужчина в темной одежде. Полы его сутаны были заправлены в ремень, и теперь он дергал ее вниз, пытаясь придать одеянию привычный вид. Я со всех ног бросилась к нему.

Едва завидя меня, мужчина повернулся спиной и поспешил прочь. Одним прыжком он перебрался через ручей, а затем быстро пошел по холмистой местности к семинарии.

– Постойте, отец! – закричала я. – Пожалуйста, подождите меня!

Я подбежала ближе и вдруг увидела, что трава в одном месте примята к земле и там лежит Серафина. Она была совсем голой, ее одежда небрежно валялась рядом.

– Все еще хочешь потрогать меня, Ленден? – спросила она, похихикивая, подтянула к себе коленки и раздвинула ноги. Смех ее становился все более истерическим.

Я уставилась на Серафину, не веря своим глазам. По природе своей я была склонна предполагать скорее хорошее, нежели плохое, но ее бесстыжее приглашение в конце концов отрезвило меня, и я внезапно поняла, чем они со священником тут занимались.

Держась от нее на некотором расстоянии, я ждала, пока она успокоится. Однако, должно быть, что-то во мне, в том, как я стояла, лишь усугубляло охватившее Серафину безумие. Ее смех перешел в истошные крики, она почти задыхалась. Я вспомнила, что в кармане моей юбки лежат ее трусы, достала их и кинула ей на голый живот.

Это отрезвило ее. Она повернулась на бок, тяжело дыша и откашливаясь.

Я отвернулась и побежала к семинарии, к дому. Я бежала и плакала. Переправляясь через ручей, я оступилась и замочила одежду, попав ногой в воду, а пока бежала к дому, несколько раз упала, ушибла колено и порвала подол юбки.

Промокшая, в синяках и крови, в состоянии крайнего возбуждения, я ворвалась в дом и бросилась в комнату тети.

Отец с дядей помогали ей справиться с ночным горшком. Бледные тощие ноги безвольно болтались, пока из нее медленно вытекали капли оранжевой мочи. Глаза тети были закрыты, голова лежала на плече.

Я услышала, как дядя закричал. Появилась мама, закрыла мне рукой глаза и, громко отчитывая, выволокла в коридор.

Я раз за разом повторяла имя Серафины. В ответ же все, казалось, только и делали, что орали на меня.

Позже дядя Торм отправился на болота на поиски Серафины, но мы с родителями уехали еще до того, как он вернулся, и ехали весь вечер и ночь к порту Сивла.

Это была последняя моя поездка на остров с родителями. Мне было четырнадцать. Серафину я больше никогда не видела.

…Мы сожгли бумаги дяди во дворе за домом. Пепел поднимался вверх тонкими лоскутками черного шелка; его подхватывал ветер и уносил прочь. Постепенно мы стали подбрасывать в огонь все, что горело: старую одежду, деревянные стулья, полки и стол дяди Торма. Все было влажным или покрытым плесенью, и даже деревянная мебель горела медленно. Я стояла у огня, наблюдая за пламенем и золой, которую ветер разносил по всей округе.

Священники попросили нас забрать мебель, которую мы не сможем сжечь: древнюю газовую плиту, бюро, металлический столик и медную кровать тети Алви. Задача казалась непосильной. Чтобы пригнать сюда фургон из порта, потребовалась бы пара дней. Да и дорого бы вышло. Я попыталась втолковать это секретарю отца Хеннера, однако он был непреклонен. В конце концов я договорилась, что семинария сделает все сама после нашего отъезда, а счет пришлет мне.