Петр II - читать онлайн книгу. Автор: Николай Павленко cтр.№ 14

В противовес им существовала другая «партия», которая активно поддерживала законного наследника — великого князя. В ее состав входили представители двух родовитейших кланов — Долгорукие и Голицыны, а также князь Репнин и старший брат адмирала Ф. М. Апраксина Петр Матвеевич Апраксин.

В ночь на 28 января 1725 года во дворце, где агонизировал царь, собрались вельможи, чтобы решить вопрос о том, кому наследовать престол. Д. М. Голицын, самый опытный и умный представитель «партии» великого князя, здраво оценив соотношение сил своих сторонников и сторонников Екатерины, пришел к выводу, что перевес у противной «партии», и предложил хитроумный план, крайне опасный для новой знати: возвести на престол великого князя, а регентство до его совершеннолетия поручить Екатерине.

П. А. Толстой сразу же разгадал коварность замысла Голицына, грозившего новой знати суровой расправой, и произнес против него пространный монолог:

«Это распоряжение именно произведет междоусобную войну, которой вы хотите избежать, потому что в России нет закона, который бы определял время совершеннолетия государей; как только великий князь будет объявлен императором, то часть шляхетства и большая часть подлого народа станут на его стороне, не обращая внимания на регентство» ^[36].

Однако судьбу престола решили не разговоры, а грубая сила. Меншиков действовал напористо и решительно. Тело царя еще не успело остыть, дебаты были в самом разгаре, когда раздалась барабанная дробь: у дворца появились два гвардейских полка.

— Кто осмелился привести их сюда без моего ведома? Разве я не фельдмаршал? — повысил голос президент Военной коллегии фельдмаршал князь Н. И. Репнин.

Ему отвечал гвардии подполковник И. И. Бутурлин, ставший после смерти императора полновластным командиром Преображенского полка. Выходец из старинного рода, он оказался на стороне новой знати из-за конфликта с Репниным:

— Я велел им прийти сюда по воле императрицы, которой всякий подданный должен повиноваться, не исключая и тебя.

Кто-то из сенаторов предложил было открыть окно, чтобы спросить у стоявших близ дворца гвардейцев, кого они желают видеть на троне. Меншиков решительно пресек эту затею.

— На дворе не лето, — сказал он хладнокровно. Значимость своих слов он подтвердил приглашением в покои двух офицеров.

Так престол Российской империи заняла неграмотная жена царя Петра. Не обладавшая ни опытом управления государством, ни необходимыми для этого знаниями, она неизбежно должна была стать марионеткой в руках вельмож — прежде всего Меншикова и Толстого.

Перевес по степени влияния на императрицу был на стороне Меншикова. Екатерина хорошо помнила о самой главной его услуге: именно благодаря стараниям князя она стала супругой Петра. Огромное влияние Меншикова на Екатерину определялось и свойствами натуры Александра Даниловича, человека столь же алчного, сколь и одаренного, отважного, решительного, крайне честолюбивого. Ему без труда удалось подчинить своей воле императрицу и приобрести, по справедливой оценке А. С. Пушкина, статус «полудержавного властелина».

Толстой, также имевший средства воздействия на императрицу, предпринял попытку ограничить власть Меншикова. Именно с этой целью он добился создания Верховного тайного совета — коллективного органа, который от имени императрицы должен был править страной. Однако надежды Петра Андреевича не оправдались: Меншиков, опираясь на безвольную императрицу, действуя от ее имени, оказался полновластным хозяином и Верховного тайного совета, которому диктовал свою волю. Члены Совета хотя и тяготились всевластием временщика, но терпеливо сносили его грубость и произвол, ибо понимали бесполезность и опасность сопротивления — крутой на расправу князь мог лишить противников и власти, и богатства.

Луи (Людовик) Каравак.

Портрет Екатерины I в пеньюаре

Чрезмерная власть князя, видимо, тяготила и Екатерину. По совету старшей дочери Анны, выданной замуж за герцога Голштинского, она решила создать своего рода противовес Меншикову, введя в состав Верховного тайного совета своего зятя. Причем герцог Голштинский стал не рядовым членом, а первым лицом в этом учреждении.

Но и таким способом приструнить Меншикова не удалось. Герцог не владел русским языком, и для него специально переводили на немецкий как донесения, так и постановления Верховного тайного совета. Это крайне задерживало работу учреждения и сильно раздражало присутствующих. Кроме того, герцог не мог состязаться с князем ни в способностях, ни в знании обсуждаемых вопросов. Некоторое время между ними царило согласие, сменившееся холодностью, а затем открытой враждебностью, особенно обострившейся после того, как Анне Петровне и ее супругу стало известно содержание завещания Екатерины, согласно которому ни одна из ее родных дочерей не объявлялась наследницей престола, а преемником становился ее неродной внук — великий князь Петр Алексеевич. Идея эта принадлежала не кому иному, как Меншикову. Бывший после смерти Петра I самым решительным противником воцарения великого князя, он всего два года спустя полностью поменял свое мнение и сделался ярым сторонником передачи престола одиннадцатилетнему юнцу.

Что же было тому причиной? Столь решительное изменение позиции князя объяснялось тем, что Александр Данилович сумел добиться от императрицы исполнения своей самой заветной мечты: породниться с царствующим домом. Это желание и было юридически закреплено завещанием Екатерины — «Тестаментом», пространный текст которого в угоду Меншикову составил, видимо, А. И. Остерман. Воля императрицы — несомненно, навязанная ей светлейшим, — состояла в том, чтобы ее наследником стал великий князь Петр Алексеевич и чтобы он непременно женился на одной из дочерей Меншикова. В случае исполнения этого условия Меншиков становился тестем императора и мог не опасаться мести за свое участие в гибели царевича Алексея. Более того, отроческий возраст Петра II открывал перед ним возможность стать неограниченным правителем страны и предоставлял условия для утоления своей ненасытной алчности.

Как ни старались сохранить в тайне завещание Екатерины, о его содержании стало известно. Еще в марте 1726 года прусский посол Мардефельд доносил королю: «Сообразить себе не могу, до чего дошла вражда царского семейства против Меншикова». Спустя год, в марте 1727 года, когда план Меншикова стал достоянием обеих принцесс — Анны Петровны и Елизаветы Петровны, обе они «решились со слезами припасть к стопам царицы» и «умоляли государыню обсудить неминуемые гибельные последствия подобного распоряжения, всячески стараясь возбудить ее материнскую нежность… К ним присоединился и Толстой, с которым царица не посоветовалась раньше. Он еще энергичнее принцесс представил ей, какой непоправимый вред нанесет она себе и своему семейству, поставив притом и вернейших слуг своих не только в невозможность приносить ей отныне какую-либо пользу, но и в необходимость отшатнуться от нее. Ибо, говорил Толстой, он не может скрыть, что и сам предпочитает скорее погибнуть, чем ждать тех страшных последствий, которые он предвидит от подобного согласия; ему явственно представляется топор, готовый упасть на голову государыни и всех ее детей, чего, впрочем, заключил Толстой, ему, может быть, не придется увидеть».