Анна Иоанновна - читать онлайн книгу. Автор: Николай Павленко cтр.№ 62

Общеизвестно неприязненное отношение царя к монашествующим. В указе от 30 декабря 1701 года Петр I ставил в пример монахов древности, которые «сами себе трудолюбивыми своими руками пищу промышляли и общежительно живяше и многих от своих рук питали». Нынешние же монахи, рассуждал царь, «сами чужие труды поедоша, и начальные монахи во многие роскоши впадоша». В указе от 31 января 1724 года Петр I называл монахов тунеядцами, которые ведут праздную жизнь («корень всему злу праздность»), заботятся только о себе, в то время как до пострижения они были «троеданниками», то есть должны были обеспечивать своим трудом себя, платить подать государству и выполнять повинность в пользу помещика.

Неприязненное отношение царя к сытой и беспечной жизни черного духовенства до сих пор не объясняет причины передачи Монастырского приказа в 1721 году в ведение Синода, ставшего вновь полновесным владельцем вотчин. Скорее всего, это была временная уступка духовенству, о чем свидетельствует указ 15 июля 1726 года, в котором Екатерина I заявила, что «покойный супруг соизволил восприять было намерение оставить церковные вотчины в ведомстве Духовной коллегии, а дела хозяйственные изъять у нее, но смерть помешала осуществлению задуманного». Под предлогом того, что внимание Синода якобы приковано к управлению вотчинами в ущерб чисто церковным заботам, было решено разделить его на два департамента по шесть присутствующих в каждом, причем первый департамент состоял исключительно из духовных иерархов, а второй — из светских чинов. Целесообразность отделения духовного ведомства от хозяйственно-административных забот была мотивирована тем, что «духовное собрание стало быть отягощено» мирскими заботами, «от чего и во управлении духовных дел учинилось помешательство» ^[207]. На попечении второго департамента, вскоре переименованного в Коллегию экономии синодального правления, находилось все, что относилось к хозяйству, а также суд и расправа. Практически два департамента были изолированными друг от друга учреждениями с различными функциями. Как и раньше, вотчины делились на определенные и заопределенные, причем те и другие находились в ведомстве монастырского начальства ^[208].

В конце 1739 года руководитель Коллегии экономии П. И. Мусин-Пушкин подал императрице доношение о неприглядном состоянии монастырских вотчин, находившихся в управлении монастырского начальства, рекомендуя и заопределенные передать в полное управление Коллегии экономии. 25 апреля 1740 года императрица наложила резолюцию «Учинить по сему представлению». Это был крупный шаг на пути полной секуляризации монастырских владений, но осуществить резолюцию удалось спустя почти четверть столетия. Причиной тому, как это часто бывало в истории, стал обыкновенный случай: инициатор реформы Платон Мусин-Пушкин, причастный к кружку Волынского, оказался в опале, а императрица скончалась полгода спустя после подписания резолюции. Начавшаяся было перепись населения и хозяйства вотчин прекратилась в правление Анны Леопольдовны, и при ней Синоду удалось их вернуть под свое начало. Неукоснительная надобность в секуляризации встретила упорное сопротивление набожной Елизаветы Петровны, не желавшей портить отношения с духовенством ущемлением его интересов. Полная секуляризация владений духовенства была осуществлена Екатериной II в 1764 году, хотя могла быть проведена, правда не в полной мере, еще при Анне Иоанновне.

Секуляризационный процесс касался отношений между светской и духовной властью. Но церковная реформа осложнила отношения и внутри самого духовенства. Однако если в первом случае он протекал более или менее безболезненно, то во втором сопровождался жестокостями, надломившими жизнь сотен представителей духовенства, которые в полной мере ощутили влияние бироновщины в лице вице-президента Синода Феофана Прокоповича.

Церковная реформа, главным итогом которой было упразднение патриаршества и учреждение Синода — органа, вполне подчиненного светской власти, осуществлялась Петром Великим при активнейшем участии вызванного в 1716 году из Киева в Петербург образованнейшего префекта Киевского Братского монастыря Феофана Прокоповича. Здесь он стал панегиристом Петра I, заслуженно прославляя в проповедях его деяния во всех сферах жизни страны. Он же стал главным действующим лицом при проведении церковной реформы, автором регламента Духовной коллегии (Синода) и «Правды воли монаршей» — сочинения, подтверждавшего право монарха назначать по своему усмотрению преемника.

Со времени, когда Феофан прибыл в Петербург и стал главной фигурой в проведении церковной реформы, можно выделить в его жизни три этапа. Первый из них падает на 1716–1725 годы, то есть на годы реформ. Феофан в это десятилетие пользовался полным доверием и покровительством царя, чувствовал себя в безопасности. Сторонники старомосковских порядков не осмеливались открыто нападать на Феофана, а если изредка и отваживались на такое, то он без труда отводил все угрозы.

Второй этап обнимает пятилетие (1725–1730), наступившее после смерти Петра Великого, и относится к царствованиям Екатерины I и Петра II. В эти годы противники преобразований выступали против Феофана с нападками; грозившими ему крупными неприятностями.

Третий период охватывал годы воцарения Анны в 1730 году до смерти Прокоповича в апреле 1736 года. Ему удалось стать фактическим главой церкви и развить бешеную энергию в преследовании своих противников. Он превратился в верного слугу непривлекательного режима, олицетворенного именами Анны Иоанновны, Бирона и Остермана, связал свою судьбу с мрачной деятельностью Тайной розыскных дел канцелярией и в значительной мере растерял престиж деятеля государственного масштаба, горячего ревнителя просвещения, превратившись в мелочного, свирепого и меркантильного человека, не гнушавшегося никакими средствами, чтобы топтать ногами лежачего, и сокрушавшего всех, кто когда-либо выступал против него и его детища — церковной реформы. Оказалось, что проповеднику христианской морали было чуждо милосердие, человеколюбие. Он не оставлял в покое уже поверженного противника. Отзыв о нем датского путешественника фон Гавена вступает в вопиющее противоречие с его поступками. «По знаниям у него мало или почти никого нет равных, особенно между русскими духовными» ^[209].

Отзыв Гавена подтвердил отечественный современник Феофана, публицист и мыслитель, воспитанник Петра Великого В. Н. Татищев: «Наш архиепископ Прокопович как был в науке философии новой и богословии только учен, что в Руси прежде равного ему не было, в испытании древностей великое тщание, по природе острым суждением и удивительно твердою памятью был одарен» ^[210].

Первой ласточкой, свидетельствующей о том, что почва под ним стала колебаться, был донос псковского иеромонаха Савватия, поданный в начале 1725 года обер-прокурору Синода, о том, что в Псковско-Печерском монастыре валяется 70 икон с оборванными окладами и вынутыми драгоценными камнями. Изъятие окладов и камней произошло в 1724 году по повелению Маркелла Родышевского, в то время находившегося в приятельских отношениях с Феофаном. Поскольку Маркелл не мог дать подобного распоряжения без ведома архиерея, то конечная цель доноса была очевидной — это был подкоп под Прокоповича. Было ясно, что за спиной доносителя стояла сильная персона, без благословения которой Савватий не отважился бы на донос. Феофан без особого труда вычислил сильную персону — ею оказался второй вице-президент Синода, новгородский архиерей Феодосий, человек столь же сварливый, как и честолюбивый.