Анна Иоанновна - читать онлайн книгу. Автор: Николай Павленко cтр.№ 28

Непомерная привязанность императрицы стала тягостью для Бирона. Приближенные многократно слышали от него жалобу, что не имеет он ни одного мгновения для отдыха. Никогда Бирон никого не посещал, ни у кого не обедал и не присутствовал на пирах и праздниках, даваемых знатными боярами. Дабы удержать любимца от участия в оных, государыня осуждала и даже называла распутством всякий пир и собрание, в коих по сделанному ей донесению господствовала веселость. Бирон со своей стороны тщательно наблюдал, дабы никто без ведома его не был допускаем к императрице, и если случалось, что по необходимой надобности герцог должен отлучиться, тогда при государыне неотступно находилась Биронова жена и дети».

Для полноты приведем еще один отзыв о фаворите, исходивший от мастера словесного портрета маркиза де ля Шетарди, относившийся к 1740 году: «Герцог курляндский наружности простой и скромной, он воспользовался счастливым случаем, в котором достоинства, кажется, не участвовали; его приближенные много расхваливают его суждения, и он хвастается своей великой честностью и твердостью, готовою на все. Он высокомерен и неприступен; нетерпелив и не может этого скрыть; любит роскошь, которую и ввел при русском дворе. Так как он один только приближен к императрице, то государыня и знает только то, что он хочет, чтобы она знала. Он считает себя происходящим из Франции из дома Бирона, но некоторые уверяют, что он называется Бирен и что курляндское дворянство отказалось признать его благородным в 1726 году» ^[95].

Необоснованность притязаний Бирона на знатность происхождения подтверждал и П. М. Бестужев-Рюмин, на свою голову протежировавший ему и хорошо знавший его прошлое. Правда, у Бестужева были основания люто ненавидеть опекаемого, который отблагодарил своего покровителя тем, что занял место фаворита курляндской герцогини, ранее принадлежавшее Петру Михайловичу: «Не шляхтич и не курляндец пришел из Москвы без кафтана и чрез мой труд принят ко двору без чина, а год от году я, его любя, по его прошению производил и до сего градуса произвел, и, как видно, то он за мою великую милость делает мне тяжкие обиды и сколько мог здесь лживо меня вредил и поносил и чрез некакие слухи пришел в небытность мою в кредит».

Репутацию Бирона как некоронованного правителя России подтверждает и саксонский дипломат Линар, доносивший в 1734 году: «Вы с трудом можете себе представить, какой клад мы имеем в дружбе графа Бирона; ведь в конце концов не происходит ровно ничего помимо его воли». Такого же мнения придерживался и Манштейн; Бирон «в продолжение всей жизни Анны и даже несколько недель после ее кончины царствовал над обширной империей России, и царствовал, как совершенный деспот». Фельдмаршал Миних подтверждает колоссальную роль Бирона при Анне Иоанновне: кабинет-министры Остерман и Черкасский «находились в совершенном подчинении у обер-камергера герцога Бирона и не осмеливались делать ничего, что не нравилось бы этому фавориту» ^[96].

О силе влияния Бирона говорит тот факт, что Анна Иоанновна вопреки запрещению Верховного тайного совета вызвала его в Москву. С этого времени начался новый этап в жизни фаворита. Императрица приобрела широкие возможности, чтобы облагодетельствовать своего любимца. В день коронации, 28 апреля 1730 года, императрица пожаловала его чином обер-камергера, в этом же году он был возведен в графское достоинство. В рескрипте о пожаловании чина обер-камергера дано следующее обоснование милостей императрицы: «Он во всем так похвально поступал и такую совершенную верность к нам и нашим интересам оказал, что его особливые добрые квалитеты и достохвальные поступки и к нам оказанные многие верные, усердные и полезные службы не инако, как совершенной всемилостивейшей благодарности нашей касаться могли». Рескрипт не объясняет, в чем конкретно выражались достохвальные поступки фаворита, но он свидетельствует о стремлении внушить подданным мысль о его огромных заслугах.

В октябре того же 1730 года императрица пожаловала фавориту орден Андрея Первозванного, а в начале апреля следующего года — свой портрет, осыпанный бриллиантами; Кажется, самое значительное пожалование Бирон получил в 1739 году по случаю заключения Белградского мира — полмиллиона рублей. Так щедро отблагодарила императрица фаворита за ночные утехи — никакого отношения ни к военным действиям, ни к переговорам, завершившимся позорным миром, он не имел.

Зная силу Бирона, стремились задобрить его и монархи европейских государств. Прусский посол Мардефельд уведомил фаворита, что его государь подарил ему владения, ранее принадлежавшие Меншикову, дававшие владельцу семь тысяч рублей ежегодного дохода. Австрийский посол Вратислав вручил от имени цесаря диплом на графское достоинство Священной Римской империи и портрет Карла VI, украшенный бриллиантами, оцененный в 200 тысяч талеров. Зная страсть Бирона к лошадям, саксонский курфюрст решил угодить фавориту подарком четырех «верховых лошадей необычайной красоты» ^[97]. Французский посол Маньян доносил, что министры, представлявшие венский и прусский дворы в Петербурге, чтобы привязать к себе фаворита, «простирают свое низкопоклонство до того, что не только целуют Бирону руку, но даже при пиршествах, часто устраиваемых ими между собою, пьют на коленях за его здоровье».

Императрица выказывала фавориту знаки внимания не только пожалованиями, но и трогательной заботой о его здоровье. В январе 1731 года Бирон занемог, и императрица, по сведениям Рондо, «во время болезни графа кушала в его комнате». В июле того же года она была приглашена на обед сыном канцлера М. Г. Головкиным. Ее карету верхом сопровождал Бирон. Лошадь чего-то внезапно испугалась и сбросила фаворита. У того появилась легкая ссадина, но этого было достаточно, чтобы императрица, принявшая «это событие к сердцу», вьшла из кареты и не поехала на пир. К. Рондо объяснил поступок тем, «что граф Бирон не мог обедать с нею» ^[98]. Самое сильное впечатление производит свидетельство К. Рондо о его разговоре в сентябре 1734 года с императрицей по поводу какой-то серьезной болезни фаворита. Хворь обер-камергера «глубоко опечалила государыню; она со слезами на глазах высказывала, что граф единственный человек, которому она может довериться, а также уверенность в том, что Остерман очень рад будет смерти графа, хотя и прикидывается огорченным его болезнью» ^[99]. «Три четверти суток он (Бирон. — Н. П.) проводит с царицей», — доносил французский дипломат Шетарди в конце 1739 года. Справедливые итоги сложившимся отношениям Бирона с императрицей подвел Миних-сын: «Никогда на свете, чаю, не бывало дружественнейшей четы, приемлющей взаимно в увеселении или скорбя совершенное участие, как императрица с герцогом Курляндским» ^[100].