– А почему ты меня не спрашиваешь про уши, глаза и зубы?
– Не гони пургу, дядя, и не включай дурака! Плевать мне на твои лопухи и на тебя заодно, какой мне интерес тебя спрашивать, в натуре?
Волк судорожно пытался не упустить главную нить разговора, но у него ничего не получалось. От тупой боли в переносице и глухоты в одном ухе он плохо слышал и также плохо соображал. Из того, что говорила Красная Шапочка, он не понимал ни слова! Ему чудовищно хотелось есть, и он еле держался на подгибающихся от слабости ногах. Сквозь пелену он видел перед собой постоянно жующее что-то детское лицо с недетскими холодными жесткими глазами, и от этого взгляда ему было очень неуютно, казалось, будто что-то сдвинулось в привычном мире и завертелось вокруг него в безумной карусели: редкий лес, скорее похожий на фантастическую планету, чем на привычные с детства места; фигура ребенка, напоминающая более киборга, нежели человека; полное отсутствие лесных обитателей и сводящая с ума тишина, не нарушаемая ни шелестом листвы, ни гомоном птиц, ни шуршаньем трав, дающих убежище мелкой живности. От всего этого хотелось выть, и Волк неожиданно для себя протяжно и пронзительно завыл. Это был единственный звук, вспугнувший тишину, и, позабыв обо всем на свете, Волк весь отдался во власть своей волчьей породе. Он выл и выл, и в этом вое выливал все, что накопилось: голод, одиночество, непонимание происходящего, страх перед будущим и еще много такого, чего сразу и не поймешь.
Сначала девочка с любопытством смотрела на Серого Волка, даже перестала жевать, потом ей надоело, она придвинулась к зверю вплотную и недобро сказала:
– Хоть у тебя, дядя, и прикольно получается, но давай кончай всю эту лабуду. Я от твоего козлетона в отпаде, но тащусь только от Майкла Джексона. – С этими словами девочка ткнула в ухо волка кружочек с проводом, и в голову ему с такой силой ударило чье-то завывание (совсем не волчье), что мозги сдвинулись куда-то набекрень. Пытаясь прорваться сквозь чудовищный шум в ушах, Волк предложил:
– Хочешь, я расскажу тебе сказку про Красную Шапочку?
Подобие улыбки скользнуло по лицу ребенка:
– Я тебе предлагаю упасть мне на хвост, а ты сказку… Не врубился, что ли?
Мозги у Серого Волка сдвинулись еще дальше. Он никак не мог попасть в сюжет доброй старой сказки и совсем не понимал, о чем идет речь: какой-такой хвост может быть у человеческого детеныша, чтобы на него упасть! Да и зачем вообще на этот хвост падать? И куда он должен врубиться, если едва стоит на ногах? Сам не зная, как это получилось, он завыл еще надрывнее. Девочка изловчилась и выплюнула то, что жевала, прямо ему в пасть, на миг у Волка перехватило дыхание, и он резко оборвал вой.
– Ну вот, теперь все клево, хотя воешь ты прикольно. Но ваще, дядя, что еще у тебя за понты? Давай кончай эту свою дурацкую сказку в натуре и пойдем ловить кайф.
– Ах, так! – озлобился вдруг одуревший от всей этой беседы и ни слова не понявший Волк. – Ну держись! Я хотел по-доброму, по-интеллигентному, как в сказке, но ты сама виновата. Теперь я тебя съем без всякой интеллигентности! – И он, грозно оскалившись, приготовился к прыжку.
Но Красная Шапочка не испугалась. На ее лице отразилось искреннее недоумение.
– Ты что, падла, козлина, мне грозишь? Да я тебе по рогам сама настучу, даже дружбанов звать не буду.
Мгновенно вытащив что-то из кармана, она быстро надела это что-то на пальцы и, резко выбросив вперед руку, ударила Серого Волка прямо в пах, выкрикнув при этом: «Хук правой – раз», а затем, мгновенно перебросив все в другую руку, вторым ударом врезала ему в зубы, добавив: «Хук левой – два». Волк рухнул как подкошенный. Прибежавшие охотники, собравшиеся неподалеку на учение (о настоящей охоте они давно забыли), еле спасли несчастного от разошедшегося не на шутку славного ребенка.
Волка отправили в зоопарк, где он откормился и принял свой первоначальный волчий вид. Жилось ему хорошо, и он с удовольствием гулял по вольеру. Единственную странность замечали за ним работники зоопарка: при виде рыжеволосых девочек или девочек в красных шапочках Волк забивался в самый дальний угол вольера и трясся мелкой дрожью, да так, что у него зуб на зуб не попадал.
Новая сказка о старом
Жили-поживали муж да жена, и все бы хорошо – хозяйство вели справно, лодыря не гоняли, с утра до поздней ночи колготились, но уж очень муж пил. Билась с ним хозяйка, билась – нет просвета. Как начнет пить с утра, так весь день пьяный и ходит. И что удивительно – работает в пьяном состоянии еще более рьяно. Что тут будешь делать? А к вечеру так нахлещется – на ногах не стоит, корову за лошадь принимает. Чего только бедная женщина не предпринимала, куда только с муженьком не совалась, сколько денег выложила, каких только ученостей не наслушалась, а хозяин как пил, так и пьет. Нет помощи ниоткуда. Видать, судьба ее такая – пропадать пропадом.
И вот узнала она как-то про бабку одну из соседней деревни, которая вроде заговаривать пьянчужек умеет. Поначалу не поверила – чем же ей бабка малограмотная поможет! Но однажды такое горюшко приключилось, что пришлось и о бабке вспомнить.
А дело было так. Пока она к соседке бегала, а муженек в пьяном угаре пребывал, обокрали их. Денег, правда, не взяли – их еще прежде того хозяин пропил, а что не успел, женщина в надежное место на себе спрятала да так с деньгами и ходила повсюду, но вот одежонку справную и барахлишко кой-какое – точно ветром сдуло. Даже перину, одеяло и подушки унесли. Да что подушки, валенки старые дырявые, и те прихватили, хоть в дыры звездное небо видно было. Вот горе так уж горе!
А мужику хоть бы что: лежит на полу, посапывает, что-то себе бормочет, видать, хорошо ему. Разозлилась бабенка не на шутку, ведром воды супружника окатила:
– Вставай, горе луковое, я вот тебе сейчас ребра-то пересчитаю. Не только охоту пить, печенки все отобью, охламону проклятому. Всю кровь из меня выпил. Я тут надрываюсь, работаю и за быка, и за лошадь, а он зенки свои зальет распроклятые, и ему трава не расти. Чего бельма-то таращишь, гляди – все сперли, что годами нажито.
Мужу-то она не зря грозилась, поскольку была поперек себя шире и такого могучего сложения, что бороться против двоих мужиков выходила и порой крепко их бивала. Сколько раз супружника как пушинку домой притаскивала на закорках, хотя он был не из мелких. Иногда, когда они дрались, соседи сбегались на этот бой посмотреть. Развлечение все же. Жаль, не часто такое бывало, дружно жили хозяин с хозяйкой, это уж точно, а что дрались, так кто же не дерется в русской деревне. Разве такое возможно? Если где и есть, то это и не русская деревня вовсе, а так, не пойми что. Вот и сейчас бой мог выйти на славу, но прибежавшие на представление подружки про бабку из соседней деревни напомнили и всю картину испортили. Не стала жена мужа драть как Сидорову козу, вдруг бабка заговаривать не возьмется?
Дождалась она раннего утра и, пока еще петухи не запели, рванула в соседнюю деревню. Прибегает, а бабка уже на ногах – сельская жизнь ранняя. Изложила ей бабенка свою нужду, ну и денежки присовокупила – как без этого? Женщина она была правильная, закон понимала и исполняла. Бабка на деньги поглядела да и говорит: