Бесконечно, в малейших подробностях (хотя знали историю почти наизусть) его снова и снова заставляли рассказывать случай на маскараде и не уставали вздыхать, удивляться, охать и ахать. Время шло, новостей не было, изменений тоже, наш герой слегка сник и теперь уже сам сомневался, не приснилось ли ему все это, но друзья с жаром его разубеждали. Каждый из них переживал отсутствие незнакомки вместе с ним, но не подавал вида.
Пожилая пара, когда он появлялся, вспоминала столько подобных этой историй (и все со счастливым концом), что вполне могло создаться впечатление, что весь мир знакомится и влюбляется единственно на балах-маскарадах. Чтобы отвлечь юношу от грустных мыслей, молодые соседи снизу еще чаще и на более долгое время подбрасывали ему своих близнецов, к которым он, надо сказать, сильно привязался и которые, в свою очередь, платили ему тем же. В какой-то мере это действительно помогало. Неугомонные мальчишки тормошили его, придумывали всякие разные шалости, проказы и чудачества, сердиться на них не было никаких сил, поскольку во всем этом ни капли не было зла и истинного безобразия. Иногда, забыв обо всем, он сам принимал участие в их проделках и веселился с ними от души.
Две женщины напротив согревали его своей тихой лаской, заботой и вниманием. Они так трогательно и нежно за ним ухаживали (особенно старушка), что он чувствовал себя в положении тяжелобольного, которого выхаживают из всех сил. Но все делалось с таким тактом, предупредительной осторожностью и искренней любовью, что сердиться на милых женщин не было никаких сил.
Юноша бесконечно любил всех своих друзей и даже их детей, в том числе и диковатую девочку. Каждый из них был ему мил и дорог, о каждом болело сердце, но в доме старушки-соседки напротив, ее дочери, молодой женщины около сорока лет, ему было как-то теплее и уютнее. Да это и понятно: все его родные жили далеко – мать, не намного старше дочери старушки, сестра, почти ровесница девочки, и маленький брат (потому-то проказники-близнецы и стали ему дороги, потому он и не тяготился нянчиться с ними, а делал это весьма умело). Ну, а сама старушка была точь-в-точь как его бабушка.
И что может сравниться с этим ощущением семьи и дома, которое появлялось у него всякий раз, когда он переступал их порог? Как объяснить эту близкую родственную связь их душ, проявлявшуюся в нежной, почти трепетной заботе, которой окружали юношу две такие одинокие женщины. Неудивительно, что к ним он стремился больше всего, бывал у них чаще и оставался дольше. И если бы кто-нибудь подсмотрел, с какой радостью бросалась к нему, раскрыв объятия, старушка, как зажигались и сияли глаза ее дочери, как он погружался в атмосферу безмятежного покоя, умиротворенности и душевного равновесия в тихие вечера, когда они все вместе пили чай, тот сразу бы понял, почему юноша все время думал о них и рвался к ним в минуты горести и радости.
В их доме ему более всего хотелось говорить о незнакомке, ведь они вместе с ним переживали случившееся (обе частенько могли прослезиться, слушая, как он в очередной раз убитым голосом рассказывал свою историю, а когда доходил до места исчезновения незнакомки, нередко женщинам приходилось давать успокоительное).
Изо всех сил милые дамы давали ему советы, но он с грустью понимал, что опыта по этой части у них нет никакого. Обе рано вышли замуж, любили своих мужей и были любимы, обе рано овдовели и уже не помышляли о повторном браке, жили тихо, скромно, незаметно, растворяясь в любви друг к другу, к девочке, а вот теперь и к нему.
Их поведение было порой и смешно и трогательно, поскольку оно полностью отражало настроение и мнение их дорогого друга. Флюгер был менее чуток и подвижен по отношению к ветру, чем эти две искренне любящие души. Их герой был всегда и во всем бесспорно прав, они ловили малейший оттенок его настроения, вглядывались в его лицо, подмечая любое самое малое движение в нем, и искренне соглашались со всем, что изрекал этот непререкаемый для них авторитет.
Обычно, расспросив подробно, что он собирается предпринять, обе с жаром уверяли, что во всем и всегда его поддерживают. Когда же он менял решение, они снова хором твердили, что он, безусловно, опять прав, так что ни о какой объективности и взвешенности с их стороны не могло быть и речи.
Более реально смотрела на вещи пожилая пара, и уже совсем трезво оценивали юношу родители близнецов. Они иногда критиковали нашего героя, оспаривали его правоту, навязывали свое видение ситуации и иногда беззлобно подтрунивали над ним, чего в семье старушки-соседки не было и в помине. Ах, мы все страшные эгоисты и любим только тех, кто любит нас и во всем нам потакает, потому-то юноша так и рвался к милым женщинам напротив. А уж те-то были рады, не передать и словами.
Между тем время шло, незаметно пролетел год, и все с нетерпением ждали очередного бала-маскарада. По мере приближения знаменательного дня сердца героев нашего рассказа бились все трепетнее и трепетнее.
Хотя вслух об этом не было сказано ни слова, но и сам юноша, и его друзья возлагали огромные надежды на предстоящий праздник. Все заранее запаслись билетами, и даже старушка тряхнула стариной и сшила себе костюм бабушки Красной Шапочки. Было решено, что на всех углах будут стоять близкие друзья юноши, чтобы ни в коем случае не упустить незнакомку, если она появится.
Страсти были накалены до предела, у пожилой пары резко подскочило давление, молодые соседи недосмотрели за своими озорниками, и те свалились с простудой. Заболела и девочка у соседей напротив. А два закадычных университетских друга, как на грех, завалили экзамены в институте, поскольку только и делали, что готовились к маскараду. Родители, конечно, им этого не простили и заставили вместо увеселения сесть под их надзором за учебники, чтобы ликвидировать задолженность по учебе и удержаться в институте.
Так и получилось, что наш герой отправился на вечер один, но все друзья горячо его заверили, что при первой возможности там появятся и станут на свой боевой пост. С дрожащими от волнения ногами юноша снова прислонился к знакомой ему колонне.
И снова он стоял один, а вокруг кипело и бурлило веселье. Но на этот раз ему не было ни скучно, ни грустно, ни обидно. Сердце его готово было выскочить из груди, в глазах рябило, голова кружилась, и в ушах стоял какой-то невообразимый гул, с таким напряжением он всматривался в каждую маску.
Так прошло несколько часов, и отчаяние снова, как и в прошлый раз, хоть и не по прежней причине, стало заползать в его душу. Ну конечно же, ему это все просто приснилось, ведь у него не было ни малейшего доказательства реальности прошлогоднего случая. Он вспомнил о переживаниях, тревогах и надеждах друзей, и слезы стыда за свой обман выступили у него на глазах.
– Ну, вот, вы опять плачете, – вдруг раздался рядом до боли знакомый шепот, и Звездная Ночь, появившаяся прямо перед ним, с любовью провела рукой, затянутой в тонкую перчатку, по его лицу. Она была все та же, так же окутывало ее с ног до головы сверкающее платье, так же закрывала все лицо бархатная маска, так же нестерпимым светом сияли прекрасные глаза в прорезях, и, казалось, не было этого года ожидания, не было тревог, поисков, с ума сводящих мыслей, а просто длился все это время начавшийся год назад волшебный карнавал.