— Туда!
И, словно заяц, которого гонят собаки, он бросился в погоню.
— Осторожнее с девушкой! — предупредил Харальд, кинувшись за Старри. — Осторожнее с девушкой! — В голове у него промелькнуло видение: Старри в пылу сражения разит Конандиль вместе с остальными.
В свете луны что-либо разглядеть было сложно, тем более на бегу, но Харальд подумал, что люди, шедшие впереди, заметили их и приготовились к атаке. Казалось, что они остановились, рассредоточились, и Харальд догадался, что они развернулись и выстраиваются в линию, собираясь встретить новую опасность. Ирландцы находились всего в сотне шагов от них, и преимущество было на их стороне, потому что Харальда с его дружиной уже учуяли, а когда они подберутся на расстояние удара меча, их приближение уже не станет неожиданностью. Но это не имело значения.
«А вот и мы! Вот и мы!» — подумал Харальд, готовясь к сражению. Меньше чем через минуту они скрестят мечи и топоры, и страх, который его охватил ранее, растаял, уступив место странному спокойствию, знакомому ему по множеству битв. В голове у него возник образ, прекрасно ему знакомый, тот самый — кровавый и пугающий, который всегда возникал в его голове за секунду до сражения: как топор глубоко вонзается в его тело, прямо в том месте, где шея переходит в плечо, разрубая ему ключицу и хребет.
Харальд сосредоточился на этом образе и на том страхе, который он вызывал, хотя сам он не знал почему. Топор в голове, меч в животе — все это было страшно и могло с ним случиться, но по какой-то причине мысль о топоре, разрубающем его плечо, пугала его гораздо больше, чем любой другой смертельный удар. И этот образ почему-то всегда возникал за секунду до схватки.
Моряки со «Скитальца» уже преодолели больше половины расстояния, отделявшего их от противников, когда Харальд разглядел, чем те вооружены. Кто-то выставил щиты, но большинство их не имело. Было их немного, человек десять, наверное. Меньше, чем воинов со «Скитальца», но они не пытались отдышаться после стремительного бега, в отличие от Харальда.
«А вот и мы! Вот и мы!»
Старри первым бросился в атаку, высоко подпрыгнул, замахнулся топором, и в одно мгновение и он сам, и все те, кого он достал, превратились в темноте в единую копошащуюся массу. Но внимание Харальда привлек человек в центре, который был на голову выше остальных. В лунном свете блестело лезвие его большого топора — оружие викинга, не то, которым обычно дрались ирландцы. Однако по тому, как он его держал, было понятно, что воин умеет с ним обращаться.
«Лоркан…» — подумал Харальд. Это наверняка был Лоркан собственной персоной. Харальд слышал рассказы о нем, и этот человек, который высился впереди, как медведь, стоящий на задних лапах, казалось, полностью соответствовал сложенным о нем легендам. Даже несмотря на то, что при виде топора Харальд вспомнил все свои страхи, он немного свернул с дороги, чтобы оказаться лицом к лицу с Лорканом. Он не думал об этом, не решал, что должен лично сразиться с великаном, он просто двинулся ему навстречу, потому что не мог иначе.
До него оставалось каких-то шестьдесят метров, и Харальд очень устал, но в то мгновение, когда готовился к решительному броску на занявших оборонительную позицию ирландцев, он ощутил знакомый прилив сил перед боем. Лоркан стоял прямо перед ним, раскинув руки, и можно было бы подумать, что он собирается обнять Харальда в знак приветствия, если бы не огромный топор в его правой руке. В тусклом свете луны Харальд смог даже разглядеть черты лица противника: белую кожу, темные сверкающие глаза, окладистую бороду.
Харальд знал, как станет атаковать Лоркана, хотя заранее этого не обдумывал. Его тело отреагировало само, именно так, как привыкло за долгие годы тренировок. Будучи вторым сыном, опасаясь, что не выдержит испытания в бою, он много времени в своей короткой жизни провел в одиночестве, практикуясь с мечом, щитом и топором, как учил его отец, и придумывая собственные выпады.
Вот и выдался шанс. Когда до Лоркана оставалось чуть больше метра, Харальд подпрыгнул так высоко, как только позволяла его массивная фигура. Он ввязался в бой с воздуха, как поступал Старри. Но, в отличие от Старри, который первым грудью бросался на врага, призывая смерть, что, казалось, не спешила приходить, Харальд атаковал Лоркана иначе: оторвавшись от земли, он обеими ногами ударил Лоркана в грудь, вложив в этот удар всю мощь своих девяноста килограммов веса.
Даже тусклого света луны было достаточно, чтобы Харальд заметил удивление на лице Лоркана — тот искренне не ожидал такой атаки, что и стало одним из главных преимуществ Харальда. Лоркан взмахнул топором, но было уже слишком поздно, и Харальд это видел. Ноги Харальда врезались Лоркану в грудь, тот попятился назад, и занесенный топор повис в воздухе.
В детстве Харальд оттачивал этот удар на массивной сосне на краю отцовской фермы, пока не понял, что можно избежать травм, отрабатывая его на стогах с сеном. И сейчас, когда он напал на Лоркана, ему сразу же вспомнились деревья. Этот ирландец казался почти таким же крепким, как сосна, и Харальд, падая на землю, гадал, смог ли он вообще хоть как-то задеть здоровяка.
Все-таки задел. Он это увидел. Ему удалось сбить Лоркана с ног. И еще одна проблема с этим трюком заключалась в том, что он тоже оказался на земле, но сам Харальд это предвидел и смог встать на ноги гораздо раньше своего противника, который совсем не ожидал, что упадет.
Харальд быстро вскочил и двинулся на Лоркана, который все еще лежал на спине. Сжимая в левой руке щит, он пошел в атаку со Мстителем в руке, примериваясь, в каком месте пронзить массивное тело Лоркана. Но тот был готов встретить удар, несмотря на неожиданность атаки. Огромный топор описал дугу и раскроил бы Харальда пополам, если бы не застрял в его щите.
Харальд пошатнулся, но Мститель продолжал искать, куда ударить. Лоркан взмахнул правой ногой и ударил Харальда по руке, выбив из нее меч. В ту же секунду он вскочил на ноги и рывком высвободил из щита свой топор, расколов дерево.
Харальд увернулся от вновь обрушившегося на него топора. Он слышал свист разрезаемого лезвием воздуха. Харальд отступил. Мститель валялся где-то справа на земле, но он не мог отвести глаз от Лоркана, чтобы отыскать свой меч. Если он замешкается на секунду, даже на долю секунды, его голову раскроят, как дерево.
— Сукин сын! — в ярости взревел Лоркан, бросаясь вперед быстрее, чем Харальд ожидал от человека его комплекции, и рубанул топором.
Харальд поднял то, что осталось от его щита, и топор вошел в дерево, как и надеялся Харальд, и он повернул щит, чтобы вырвать топор из руки Лоркана.
Так, по крайней мере, он рассчитывал. Но вместо этого обнаружил, что вообще не может двинуть щитом; казалось, щит пригвоздили к мачте корабля. Таких сильных людей, как Лоркан, Харальду еще встречать не приходилось, и, как только он поймал себе на этой мысли, Лоркан отдернул топор, забирая с собой и щит Харальда. Последний, увлеченный перетягиванием щита, не заметил, как Лоркан замахнулся левой рукой, и осознал это только тогда, когда здоровяк ударил его кулаком в висок, Харальд пошатнулся и выпустил щит. Лоркан и все вокруг превратилось в размытое пятно.