Боль всё ещё не отпускала её, отголосками бродя по телу. Только теперь гоэта поняла, каково бы ей было, если бы её пытали. Она бы сразу не выдержала, и пяти минут, и во всём призналась. И в том, что совершила, и в том, что и не думала совершать.
Вспомнился палач, страшный пыточный стол, на котором она сегодня лежала, не в силах пошевелиться, и инструменты страданий рядом с ним. Эллина молила богов, чтобы ей никогда не довелось с ними познакомиться.
Целый галлон воды… Он должен был разорвать её, столько бы её несчастное тело не вместило.
Гоэта вздрогнула, отгоняя от себя страшное видение, и подумала, что ещё долго не согласиться на эту простейшую медицинскую процедуру.
Эллине удалось забыться коротким тревожным сном. Проснувшись, она почувствовала себя лучше, доела остывшую похлёбку и села на кровати так, чтобы видеть квадрат окна. За ним уже сгущались сумерки.
Ей снова принесли еду, на этот раз кашу и подслащённую воду, видимо, призванную заменить чай. Вернувшись, тюремщик забрал грязную посуду и выдал ей колючее солдатское одеяло. Ни простыня, ни подушка заключённым не полагались. Затем озвучил нехитрый тюремный распорядок, состоявший из ежедневного выноса ведра в уборную, трёхразового питания и мытья раз в две недели. Больше никаких радостей заключённым не полагалось.
Когда Эллина уже легла спать, решив, что на сегодня, её все оставили в покое, явился конвой, доставивший гоэту в допросную.
Дрожа от сна и холода, Эллина переминалась с ноги на ногу в казённых башмаках на босу ногу, дожидаясь прихода следователя. Ей было всё равно, что он скажет, лишь бы она снова осталась одна и смогла прилечь.
Наконец дверь отворилась, и вошёл Брагоньер. Отпустив солдат, он разрешил гоэте сесть и на несколько минут углубился в чтение бумаг. Воспользовавшись моментом, Эллина задремала. Всего лишь прикрыла глаза — и сразу погрузилась в мир снов.
— Госпожа Тэр? — голос доносился откуда-то издалека, неохотно возвращая к яви.
Окончательно очнуться помогло прикосновение к её щеке — лёгкое похлопывание.
Эллина открыла глаза и одарила измученным взглядом стоявшего рядом с ней Брагоньера. Что ему от неё нужно? Зачитать приговор?
— Я всё подпишу, — пробормотала она, — во всём признаюсь.
— Ваших показаний мне вполне достаточно, а вот вам не помешает чашка крепкого кофе. Разговор предстоит долгий, и только от вас будет зависеть ваша дальнейшая судьба. Пока что она всё ещё находится в подвешенном состоянии.
Гоэта думала, что он пошутил насчёт кофе — но нет, на столе появились две чашки и бутылка коньяка.
Не спрашивая, Брагоньер влил две чайные ложки в чашку Эллины и пододвинул её к краю стола:
— Присаживайтесь ближе, госпожа Тэр, пейте.
— Но я же подследственная, — удивлённо возразила гоэта. — Мне не положено… Или это один из способов проведения допросов?
— Это не допрос, а разговор. Не для протокола.
Подумав, Эллина пересела, осторожно взяла чашку и отхлебнула. Кофе оказался превосходного качества.
Помешивая сахар, Брагоньер задумчиво смотрел на неё, а потом огорошил вопросом:
— Ну, и что же мне с вами делать? Надеюсь, теперь вы понимаете, Эллина, что повели себя, как полная дура. Трижды на моей памяти. И упрямо повторяете собственные ошибки. Радуйтесь, что результаты теста отличные, а я вас хорошо знаю. Только вот с участием в призыве демона что делать? И с айгом, и с побегом? Допустим, первое спишу на принуждение со стороны ведьмы. Ей уже всё равно, одним обвинением больше, одним меньше… Но остальное… На кладбище ваши следы, у меня в столе ваше добровольное признание, сделанное при свидетелях. Зафиксированы следы вашей ауры на месте преступления, да и видели вас… Так что будем делать?
— Вы чего-то от меня хотите? — гоэта отставила чашку. — Какую-то услугу, взамен на подтасовку фактов?
— Услугу? — усмехнулся соэр. — И какую же?
Эллина промолчала и, воспользовавшись, что Брагоньер не видит, поджала босые ноги — по полу бродил сквозняк. Да и в робе было зябко. Однако её движение не укрылось от соэра. Он покачал головой, пододвинул к себе пустую чашку гоэты и на четверть наполнил её коньяком:
— Простыли? Если хотите, заберитесь на стул с ногами — не до приличий.
— Вы подозрительно добры для следователя, — от выпивки, тем не менее, Эллина не отказалась.
Приятное тепло разлилось по желудку, заставив подумать, что услуга может быть не такой и мерзкой. Особенно если вспомнить о камере и длительности тюремного заключения за призыв айга. Если выпить ещё, потеряв счёт времени и пространству, то всё возможно. Практически добровольно.
А он, наверное, специально её спаивает…
— Да видите ли, в чём дело, Эллина, — Брагоньер второй раз назвал её по имени; поза расслаблена, руки сложены «домиком» на столе, — это не принесёт выгоды правосудию. Ну, накажу я за применение тёмного заклинания, за пособничество побегу некроманта, причём, косвенное, основанное на озвученных вами же мотивациях, а не на фактах, фактов у меня нет. И не будет — там совсем другие следы. А вы с некромантом после леса ни разу не общались ни одним из возможных способов. Итак, по обвинению со смягчающими обстоятельствами в виде чистой ауры и чистосердечного признания, дадут вам пять лет. А Гланер Ашерин, гораздо более крупная и нужная мне, и не только мне, рыба, ускользнёт. Вы ценный свидетель, ключевой свидетель. Нет, безусловно, показания могут давать и заключённые, но… Словом, зачем вы в это ввязались?
— Не видела иного способа помочь Малису. Вы бы смогли спокойно жить, зная, что спасший вас человек из-за вас же попал в тюрьму?
— Я бы выбрал законные способы, госпожа Тэр. Пойдёмте в более тёплое место, а то вы уже дрожите от холода. Вас сегодня кормили? — Эллина кивнула. — Ничего, поедите ещё раз и нормально. Вас же ветром скоро сдует!
Брагоньер встал, забрал бутылку с коньяком и подошёл к двери. Эллина покорно встала и последовала за ним: не в её власти отказываться.
Двое ожидавших в коридоре солдат встали по бокам от гоэты, не допуская и мысли о побеге.
Они вышли из тюремного корпуса, пересекли двор, затем ещё один и направились к отдельно стоявшему зданию, судя по всему, жилому. Наверное, дому коменданта.
Конечной точкой путешествия оказалась комната с жарко пылающим камином и сервированным на одного столом. Эллина не сомневалась, что его накрыли для соэра.
Брагоньер отпустил солдат, сказав, что их услуги ему больше сегодня не понадобятся. Заметив, что гоэта до сих пор стоит в дверях, он коснулся её плеча, слегка подталкивая.
Гоэта подошла к камину, подставив озябшие руки огню.
— Как я посмотрю, вы совсем продрогли.
— В камере не жарко, — пожала плечами Эллина и села на ковёр, подогнув под себя ноги.