– Дядя, что ты такое говоришь? Что случилось?
– Все кончено, Катюша. Нас опередили.
– Кто?
– А вот! Смотри сама.
Дядя встал и указал куда-то себе под ноги. Катька вгляделась и поняла, что дядя сидел вовсе не на пенечке. Он удобно устроился на том самом сундучке, который они нашли в колодце. И коряга у него под ногами на самом деле являлась крышкой этого сундучка. Разломанная и разбитая, она с трудом поддавалась теперь идентификации. И все-таки это была она.
– Вы ушли, я вернулся к колодцу и полез в него. Одному мне сундучок было точно не вытянуть, надо было разделить его содержимое на части.
Справиться с замком у дяди получилось быстро. Порядком сгнившее дерево плохо держало старинные кованые гвозди. Так что уже через пару минут дяде удалось сбить замок и откинуть крышку.
– И дальше случилось такое… тебе не передать! Там не было никакого золота!
– А что же было? Серебро?
– И серебра тоже не было.
– А что же тогда? Неужели медь?
Катька была разочарована. Старик-мельник был не так уж и богат, как о нем говорили. Но все-таки сундучок, набитый монетами дореволюционной чеканки, тоже мог стоить немало. Катюша знала, что некоторые особо редкие монеты могут стоить и по несколько десятков тысяч рублей. Но даже если в среднем монетка уйдет рублей за пятьсот, все равно получится приличный навар с их предприятия.
Но дядя оторвал ее от приятных подсчетов, воскликнув:
– Там были камни!
Катя оторопела.
– Погоди… какие камни?
– А вот такие!
И дядя Паша поднялся с сундучка, продемонстрировав Катьке его содержимое. Там в самом деле лежали камни. Но не обычные булыжники, какие валяются вдоль дорог, камни были похожи на обломки какой-то руды. Тускло блестящие с разноцветными вкраплениями, они были густо испещрены желтоватыми прожилками. Это желтоватое вещество крошилось в пальцах и легко отламывалось, оказываясь на руках мелкими песчинками.
– Похоже на серу.
– Зачем здесь эти камни?
– Откуда я знаю! Это было в сундучке.
И дядя принялся рассказывать дальше. Когда он открыл сундучок и понял, что клад отменяется, что его уже кто-то нашел, а взамен сунул эти никчемные обломки, то дядю охватило глубокое отчаяние. Он рухнул на землю и зарыдал. Сколько времени он провел в колодце, оплакивая свои несбывшиеся мечты, дядя не знал. Но отчаяние, охватившее его в самый первый момент, становилось все более и более сильным.
– И я решил свести счеты с жизнью.
– Что?
– Я решил утопиться. Взял с собой этот сундук и пошел к реке.
– Зачем сундук-то потащил?
– Решил, что привяжу его себе на шею вместо груза, и пойдем ко дну.
– Дядя! Ты сошел с ума.
– Похоже на то, – неожиданно легко согласился с ней дядя Паша. – Сейчас-то я уже от этой идеи отказался. Прошел вот до этого места, а потом и думаю, что же я делаю? Ну, не нашел я клад, достался он кому-то другому, так что же? Разве моя жизнь от этого хоть на каплю сделалась хуже? Жил же я как-то без этого проклятого золота раньше. И ничего. И дальше проживу!
– Слава богу! – серьезно произнес Андрей. – Кто-то о вас очень сильно молился, раз вы изменили свое решение.
– Вы думаете? Вообще-то я в такие вещи не верю. В душе я атеист. И кто обо мне мог молиться? Из близких людей у меня осталась одна только Катя. Признавайся, Катюша, ты за меня молилась?
Катя потупилась. Стыдно-то как! Волноваться – волновалась, тряслась даже вся, а вот помолиться-то и не догадалась. Но, наверное, кто-то другой выполнил эту задачу за нее.
– Все равно, найден клад или нет, поедемте скорей домой. Холодно. Дождь. А дяде надо согреться.
– Поедем. Но это я захвачу с собой на память.
И Андрей легко поднял сундучок, в котором действительно было не меньше пуда веса. По дороге Митя забежал к бабушке Афине, чтобы успокоить старушку. И назад вернулся запыхавшийся:
– Можем ехать. Но она просит, чтобы вы оба завтра утречком к ней приехали. Она хочет кое-что вам рассказать. Говорит, что это важно.
– Хорошо, спасибо, мы обязательно приедем.
А вот дядя Паша и в этот раз никак не отреагировал на приглашение старожилки этих мест. Он вообще все больше молчал, полностью погруженный в свои мысли. Катя его не трогала и своим спутникам тоже не позволяла тормошить дядю. Она видела, что дядя был слишком вымотан и эмоционально, и физически. Сейчас ему прежде всего требовался отдых. Отдых и еда, чтобы восстановить свои силы.
Дома у Андрея их вновь ждал накрытый ужин. А кроме того, баня. Баня! Что может быть лучше настоящей русской бани?! Да на березовых дровишках! Да с обитой осинкой парилкой! И с веничком, в котором не меньше трех деревьев свою силу сплели. Дуб, береза, рябинка. Вот после такого веничка, которым его от души отходил Митя, дядя вышел из бани совсем другим человеком.
И спина выпрямилась. И глаза заблестели. И даже – самое главное – эта пугающая бледность растаяла без остатка.
А потом был ужин! И хотя наедаться на ночь вредно, все равно все наелись. И наваренного морсу выпили целую братину. Крепких спиртных напитков у себя на хуторе Андрей не допускал. Даже пиво и хмельной мед подавались у него к столу лишь по выходным. Но и то выставлялись эти слабые напитки маленькой чарочкой, литра так на полтора, никак не больше.
Дядя за день здорово проголодался. Во время еды лицо у него совсем покраснело. На лбу выступил пот. А дядя все ел, ел и ел. Никак не мог остановиться.
– Дядя, ты в порядке?
– В полном, – с набитым ртом отвечал дядя.
Но когда они с Катей остались наедине, он признался ей:
– Знаешь, когда я остался один, мне было жутковато.
– Представляю.
– Нет, серьезно. Мне все время мерещилось, что за мною следят. Из кустов, из-за деревьев, всюду мне мерещились чьи-то злые глаза.
– Дядя, а я тебе как раз хотела рассказать про Вована!
– Про этого проходимца, – мигом ощетинился дядя. – Никак не оставит тебя в покое! Что он еще придумал плохого? До хорошего-то ему не додуматься.
– Представляешь, этот тип прикатил сюда. И я его видела в компании одной девицы!
Дядя внимательно выслушал рассказ племянницы.
– Видел я эту парочку. Увидели меня и деру. Я еще и сам подумал, до чего парень на Катькиного женишка похож. А это, оказывается, он и есть. Ну, дела. Удивила ты меня.
– Сама изумляюсь.
– И говоришь, родственница наша – эта Анютка – с твоим Вованом хороводится?
– Так выходит.
– Тогда надо нам с нею поговорить.