Пирог из горького миндаля - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 71

Вероника, не раздумывая, смахнула с полок беспорядочно наваленные альбомы и полезла наверх. Когда она толкнула дверцу, на нее опустилось облако серой пыли. Пахнуло затхлостью чердака. Вероника подождала, пока глаза привыкнут к полумраку, и сразу же увидела то, что искала – непрозрачный полиэтиленовый пакет вроде тех, в которых отправляют бандероли. Он лежал на полу возле люка. Прохор поднимался, доставал снимки, разглядывал, а потом возвращал на место. Сюда никогда никто не заходил, и его сокровище было в безопасности.

Вероника сжала в руке пакет и принялась спускаться.

Фотографии, черно-белые и цветные, она вывалила прямо на пол. Прохор показывал ей всего пару-тройку. Сейчас Вероника перебрала их, с недоумением рассматривая обнаженную девочку с одинаковым выражением лица на всех портретах. Неужели это она?

На обратной стороне рукой Прохора были подписаны даты. 15 июня, 2000. 17 июня, 2000. 18 июня, 2000.

Вероника зачем-то взяла ручку, зачеркнула каждый день, каждый июнь, каждый двухтысячный год, вымарала их навсегда из своей жизни. И лишь потом сняла со стены жестяной поднос с жостовской росписью и чиркнула зажигалкой.

Один за другим снимки обугливались, сворачивались, как стремительно высыхающие осенние листья. Где-то неподалеку корчился дед, как будто пламя поджаривало и его. «Не смей! Это искусство! Любительская эротика!»

Так он говорил и пятнадцать лет назад.

Вероника не спорила. Молча подбрасывала фотографии в огонь, пока не осталась последняя карточка.

За ее спиной кашлянули.

Лелик стоял в дверях, переступая с ноги на ногу.

– Ты забыла о пленках.

– Что?

– Пленки, – повторил Лелик. – Ты сожгла фотографии. А пленки остались.

Вероника не успела до конца осознать весь ужас сказанного. Он протянул ей ладонь, на которой лежало несколько маленьких черных контейнеров.

– Я нашел это в кармане его пиджака. Все остальные пленки хранятся вместе, в ящике. Думаю, это то, что ты ищешь.

Вероника осторожно взяла контейнеры. Вытянула пленку из одного, второго, проглядела на свет.

– Ты все время знал?

– Знал, да. Но не понимал, что с этим делать. Боялся, что если скажу взрослым, тебе придется плохо. До сих пор не могу себе простить.

– Пашка тоже знал, – задумчиво сказала Вероника. – В отличие от тебя, он это использовал.

Лелик помолчал.

– Ты его убила? – спросил он.

Вероника пожала плечами. Ее жест можно было трактовать как «ты говоришь глупости» или «какая разница, я или кто-то другой».

– Почему ты никому не сказала, что ищешь снимки? – спросил Лелик. – Мы бы тебе помогли.

Она озадаченно посмотрела на него. В ней с детства сидело убеждение, что тайна, которую знают больше двух человек, – не тайна вовсе. Вероника попыталась объяснить.

– Была одна девушка, – сказала она. – Учительница начальной школы. В интернет попали ее фотографии с пирсингом в носу. Поднялся шум. Стали говорить, что она недостойна звания учительницы, что она подает дурной пример детям. Ее уволили.

Вероника ощутила, что ей не хватает переводчика. «Это могла бы быть история обо мне, – сказала бы она, если бы умела выражать мысли как-то иначе. – Все грязное и тайное рано или поздно выбирается наружу и расползается плесенью. Я вижу себя в этой бедной учительнице. Мои детские снимки окажутся в Сети, дойдут до моего начальника, до всех, от кого зависит моя жизнь. Я останусь без работы, как эта глупая девочка с пирсингом. Кто станет слушать мои оправдания?»

– Ты хочешь сказать, твой шеф слишком консервативен? – спросил Лелик. – И не станет держать в своем подчинении женщину, которая в тринадцать лет позировала для эротических фотографий?

Кажется, он все-таки понимал больше, чем остальные. Прежде Веронике не удавалось с такой легкостью донести, что она имеет в виду.

– Ты пытаешься предсказывать поступки людей, исходя из худшего, – сказал Лелик. – И почему-то уверена, что мы с Яной непременно опубликовали бы снимки, если бы нашли их. Еще твой босс уволил бы тебя, а твоя мать перестала бы с тобой разговаривать. Но ты примеряешь на нас чужие роли. Довольно противные, кстати. Не могу ручаться за твоего шефа. Но ни я, ни Янка даже не подумали бы о том, чтобы показать эти фотографии кому-то еще.

– Откуда ты знаешь? – вырвалось у нее.

«Я тоже думала, что знаю своего мужа. Но когда он шепчет в трубку, что я шлюха, я понимаю, что надо было не очаровываться им, а исходить из худшего. Всегда надо исходить из худшего!»

Лелик улыбнулся.

– Я же вернул тебе пленки.

Он вышел, а Вероника осталась, сжимая в кулаках гладкие контейнеры. Потом взяла ножницы и изрезала пленки на мелкие кусочки так тщательно, словно крошила овощи в салат.

Из головы не выходили слова Лелика.

Каждый раз, когда он появлялся рядом, Веронику охватывало чувство благодарности. Мальчик, оставляющий на подоконнике яблоко; мужчина, раздобывший для нее пленки… В детстве она догадывалась, что он следит за ней, но почему-то это ее не сердило. Она даже включила для него свет в гараже, куда прибежала, чтобы вытащить из клетки его игрушечную мышь. Лелик плохо видел в темноте. Вероника позаботилась, чтобы ему было удобно.

Она вдруг подумала, что он никогда не назвал бы ее шлюхой, даже если бы она ушла от него.

Вероника достала телефон.

То, что она сделала затем, потребовало от нее большого мужества – может быть, самого большого за всю ее жизнь.

– Мама, это я, – сказала она, набрав номер. – Мне нужно тебе кое-что рассказать. Тем летом, когда убили Пашку, я позировала для деда голой. Он заставил меня, потому что я целовалась с соседом. И сыном соседа. И другими мужчинами тоже. Пригрозил, что расскажет тебе, и я раздевалась в его комнате, а он меня фотографировал. Я очень боялась, что ты обо всем узнаешь.

Тишина. Тишина. Тишина. Людмила молча осмысливала ее слова. В это же время Вероника разрывалась от страха и горя, потому что она только что своими руками уничтожила иллюзию хорошей дочери, в которую верила ее мать, и стала грязной распутной девкой. Как и обещал Прохор.

– Бедная ты моя девочка, – с невыразимой жалостью сказала Людмила. – Почему же ты молчала! Приезжай скорее, детка.

В кабинете издателя Квадрина было свежо, если не сказать прохладно. По комнате хозяйственно гуляли сквозняки, из трех приоткрытых окон дуло чисто московским стылым воздухом, пропитанным автомобильными выхлопами. «Это чтобы посетители не задерживались», – подумал Сергей. Когда-то он читал о способе выпроводить засидевшихся гостей. Автор книги рекомендовал открыть форточки – якобы так визитеры подсознательно догадаются, что им больше не рады, и поспешат удалиться.