Пирог из горького миндаля - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 36

Широко расставленные прозрачные глаза. Губы, сложенные в полуулыбку. Девочка-тайна, девочка-загадка. Двигается с ленцой, не идет, а плывет. Воздух вокруг нее загустевает, превращается в воду, и течения несут пылинки шлейфом из комнаты в комнату. Девочка-русалка. Принц от такой не ушел бы никуда, пропал в этих светло-голубых глазах, утонул, и ведьма пропала бы и до конца своей жизни приплывала к берегу, чтобы взглянуть на белокурую девочку с улыбкой феи.

Иногда мне казалось, что она полная дура. Пару раз я заставал ее валяющейся на диване с плеером. В ушах наушники. Я, помню, обрадовался – думал, найдется общая тема для беседы! Попросил дать мне послушать, что там у нее – а это оказалась какая-то невыносимая попса. В двенадцать лет я был достаточно продвинутым, чтобы слушать Гребенщикова и Цоя. А тут – ла-ла-ла, мой любимый, ла-ла-ла, мы два мира… Вот уж точно! Два мира.

Самое поразительное – это выражение ее лица. Она слушала адскую пошлятину, а улыбка на ее губах была до того одухотворенной, словно ей в одно ухо играл Бах, а в другое – Моцарт. Помню, меня это ошеломило. Я полагал, должна быть какая-то связь: например, тот, кто слушает «Руки вверх», непременно имеет придурковатую рожу. Вероника буквально перевернула мои представления о людях.

– Привет!

– Здравствуй, Леша.

Она показалась мне огорченной, и я задал прямой вопрос.

– Огорчена? – обычным своим рассеянным тоном переспросила она. – Просто устала.

Второй день она просиживает наверху, в дедовом кабинете. Перебирает фотоальбомы. Рассматривает дедов архив. Делает вид, что в ней проснулся интерес к семейной истории.

Из всех нас она была меньше прочих заинтересована в том, чтобы понравиться Прохору. Кроме меня, конечно же.

Но меня оберегало отцовское состояние. Папе было глубоко наплевать, кому достанется наследство старика. Ему оно не требовалось. Я тогда впервые в жизни понял, что на самом деле дают деньги. Независимость! Скажете – банальщина? Ну да. Но для двенадцатилетнего мальчишки это было открытие. Прежде-то мне нравилось воображать, будто я презираю все эти низменные материи. Ага, как же. Достаточно оказалось папе принести мне коробку дешевых карандашей вместо моих, привычных, и все мое презрение ухнуло в пропасть.

Веронику же защищало нечто иное – внутреннее безразличие ко всем играм Прохора. Я старался напустить на себя независимый вид. Однако в глубине души мне нравилось, когда дед хвалил меня. «Я вам покажу Лелика-анаболика! – думал я, имея в виду в основном Женьку. – Узнаете еще бледную спирохету!»

А Веронике и впрямь было все равно. Иногда по ее лицу пробегала едва уловимая гримаса, если дед обращался к ней со словами одобрения.

Совсем легкое движение губ. Взгляд, быстро отведенный в сторону.

Я бы мог поклясться, что в этом взгляде таилась ненависть. Ярость жертвы, вынужденной улыбаться своему мучителю. Я столько минут провел, наблюдая за этой чарующей девочкой, что самоуверенно считал себя способным истолковать ее мимику.

– Почему ты так смотришь?

Я спохватился, что, ударившись в воспоминания, по-прежнему таращусь на Веронику.

– Прости! Просто задумался…

– У тебя все в порядке?

Я хотел ответить, что да, но не успел: дверь распахнулась, и на пороге появилась Яна.

– Всем привет! – с напускной жизнерадостностью сказала она. – А у меня сюрприз. Ко мне в гости приехал мой… э-э-э… друг.

Она посторонилась, и за ее спиной я увидел Умника.

– Здравствуйте. – Улыбка у него была на редкость обаятельная. – Меня зовут Макар. Рад познакомиться.

Яна отвела своего лжедружка на кухню, а я отправился предупредить Женю. На самом деле мне хотелось поговорить с кем-то, кто мог разделить мою злость. Женька подходила идеально: она терпеть не могла Яну. Даже не знаю почему.

Впрочем, догадываюсь. В маленькой Тишке уязвимость странным образом сочеталась с неприступностью. Она была трогательная, доверчивая и очень, очень наивная. Ее ничего не стоило обмануть. Но как только Женька решала, что она хозяйка положения, Тишка выкидывала что-нибудь эдакое…

Даже не знаю, как объяснить.

Скажем, она не брала Женьку с собой в лес. Ни разу. Сколько та ни просилась, Тишка просто молча улыбалась и качала головой, и это выглядело так, словно у нее есть своя тайна, к которой никому нельзя прикоснуться. Женька пыталась ее выслеживать – я точно знаю, потому что и сам пробовал. Но Тишка, оказавшись в лесу, превращалась из девочки в юркого зверька. Она просто исчезала в траве – как мышь или белка. А мы оставались людьми: шумными, неуклюжими, медлительными. Представляю, как это бесило Женьку. Проигрыш! Она все отношения, каждый разговор расценивала с точки зрения поражения или победы. Утомительно иметь дело с человеком, который все время думает, что вы на ринге, и стремится врезать тебе по челюсти.

Но сейчас мне требовался союзник. Яна врала насчет своего бойфренда. Я мог бы прозакладывать свое издательство: никакой он ей не друг. Я видел, как они обмениваются взглядами. Как стоят рядом. Как прикасаются – вернее, не прикасаются! Последние мои сомнения рассеялись, когда Яна позвала всех пить чай. Она положила ему чайную ложечку справа, а парень был левшой. Я заметил это на второй минуте общения.

Нет, они были знакомы совсем недавно. А значит, Яна солгала нам. Привела в дом чужака. И чем больше я смотрел на него, тем сильнее убеждался, что этот чужак для нас опасен.

Женьку я нашел в библиотеке. Она рассматривала что-то на подоконнике, какую-то груду мелких предметов, и вздрогнула, когда я подошел.

– Ой! Я тебя не заметила…

Я уставился на рисунок – птичку с густой челкой.

– Где ты их нашла?

Пальцы сами потянулись к этой мелочовке. Кулон с зеленой стекляшкой, дырявый камешек, синее перо, какой-то сморщенный корешок… Все это принадлежало Тишке. Старинные сокровища, ее ценности того давнишнего лета.

– Мыла батарею под подоконником, а там тайник, – удивленно сказала Женька. – Надо ей отдать…

– Я отнесу!

Женька, кажется, хотела возразить, но я уже распихивал детское счастье по карманам.

При виде картинки, которую я рисовал для Тишки, со мной что-то произошло. Злость испарилась. Я вспомнил девочку, которая была моим единственным другом в том лихорадочном июне, и как я рисовал для нее смешную пичужку, стараясь, чтобы она вышла похожей на нее, и как мы воевали двумя армиями мышей…

Женька стояла ко мне боком, плечи ее были сильно напряжены. Мне показалось, она кусает губы.

– Эй, ты чего? Расстроена чем-то?

Она обернулась, и я чуть не отшатнулся. Глаза у нее были злые.

Я помню ее в детстве: вызывающие платья, белоснежные длинные ноги, лебединая шея. Да что там шея! Женька вся была – лебедь. И пантера. Может существовать гибрид лебедя с пантерой? Однажды мы купались, и Прохор рассказал нам, как учат плавать детей, бросая в воду с лодки. Я тогда подумал, что случись это с Женькой, она принципиально пошла бы ко дну, чтобы не оправдывать ничьих ожиданий.