Переводчики – ребята из разведроты, постоянно ходившие на боевые, не раз терявшие своих друзей и воочию видевшие чудовищные результаты душманского зверства, – к афганцам, заподозренным в связях с душманами, испытывали далеко не дружеские чувства. Поэтому во время допроса они особо не церемонились. Правда, определенных границ никто не переходил. Учитель, несмотря на довольно жесткие формы ведения допросов, все равно ни в чем не признавался.
– Потом, много позже, когда мы начали более плотно работать с теми, на кого показал Хадис, выяснилось, что таким образом он элементарно сводил счеты со своими недругами. Обладая более полной информацией, я понял, что обвиненный учитель действительно был не виноват, а Хадис откровенно привирал. Когда он говорил в общем, все складывалось красиво. Мол, «там бандгруппа, они сотрудничают, у них оружие…» А когда начинали прощупывать детали – к какой партии относятся, как поддерживают связь, каналы поставки оружия, кто из представителей власти у них на связи, где тайники с оружием, какие акции проводили, – у Хадиса все начинало сыпаться. Поэтому в дальнейшем пришлось с ним полюбовно расстаться. История школьного учителя закончилась благополучно. Мы передали парня в ХАД, и после проверки его отпустили. Однако далеко не всегда подобные истории имели столь благополучное завершение. Он мог запросто сгнить в тюрьме. В афганских острогах царило полнейшее бесправие. Условия содержания были чудовищные. Никакие санитарные нормы не соблюдались. Средневековье. Жестокость – норма жизни. Человеческая жизнь не ценится ни в грош.
Работа с местными племенами считалась одним из наиболее важных направлений деятельности. Поэтому новоприбывшие «каскадеры» активно продолжали начатую офицерами отряда «Каскад-1» работу. Ширага достался им по наследству от предшественников. Он был вождем мощного, находившегося недалеко от Герата племени, одного из крупнейших в округе. И в самом Герате, и в ближайшем с ним окружении у Шираги были свои люди. Кто-то занимался торговлей, кто-то ремесленничал. Причем Ширага имел достаточно прочные позиции как на «кандагарском» рынке, так и на правительственной территории.
На вид ему было лет сорок пять – пятьдесят. Хотя возраст в Афганистане понятие размытое. Одежда вождя ничем не отличалась от одежды рядовых соплеменников, но его поведение и повадки явно выделяли его из толпы. Глаза, речь, жесты – все было пронизано достоинством и величием. На Востоке уж если человек наделен властью, то она будет сквозить в каждом его движении, в каждом слове, в каждом взгляде.
Вышли на Ширагу благодаря посредничеству одного высокопоставленного сотрудника губернаторской администрации, который был с ним в дружеских отношениях. В свое время этот чиновник учился в Советском Союзе, после чего проникся и к нашей стране, и к социалистическим идеям искренним и глубоким уважением. За время учебы он в совершенстве освоил русский язык и мог свободно, без посредников, общаться с шурави. Он-то и вывел вождя на контакт с «каскадерами».
Переговоры с Ширагой шли в течение месяца. Им придавали большое значение, переговорный процесс находился под контролем Кабула. Методично и целенаправленно советские разведчики склоняли его к сотрудничеству с народной властью и взаимодействию против вооруженных формирований других родоплеменных объединений. Встречались, как правило, ночью, на окраине города. Несколько встреч было проведено на квартире посредника, несколько встреч – на нейтральной территории. Переговоры вели начальник команды «Карпаты» полковник Козлов и его зам по разведке подполковник Юрий Лосев. Старший лейтенант Сорока в составе опергруппы обеспечивал вооруженное прикрытие. Выезжали с автоматами, со снайперскими винтовками. Оцепляли район встречи, прикрывали пути отхода. Иногда находились на втором этаже виллы, в то время как на первом проходила встреча.
Переговоры увенчались успехом. Племя Шираги издавна враждовало с другим, которое вело активную антиправительственную борьбу. На это его и «купили». Сообразив, что руками правительственных войск и шурави он устранит давних врагов, Ширага пошел на сотрудничество. Его племя перешло на сторону народной власти.
– Стандартная для Афганистана ситуация. Я лично, в одиночку, завез туда машину (ГАЗ-66) оружия и обмундирования афганской армии. Ширага переодел своих людей в суконную правительственную форму, чтобы не афишировать свое сотрудничество с шурави перед соседними племенами, и совместно с нашими войсками провел операцию по уничтожению конкурентов. В первые годы ведения боевых действий душманы жили в своих родовых кишлаках. Это уже на более позднем этапе они уходили в горы, в специально оборудованные и укрепленные лагеря. А первоначально ничего этого не было. Мы окружили кишлак, в котором находилось вооруженное формирование конкурирующего племени, и начали штурм. Когда начался бой, Ширага ударил стыла. Его воины отрезали противнику все пути к отступлению, чем обеспечили успех операции. Однако не всегда наша работа имела столь успешное завершение.
Как-то раз во время очередного прочесывания в Герате задержали одного иранца. Молодой парень, не старше тридцати. Рыжий, бойкий, щуплый. Его огненная шевелюра сразу бросилась в глазах патрулю. Остановили, проверили документы, которые оказались безупречны.
– Куда идешь? – спросили его.
– Жениться, – не моргнув глазом, ответил «Рыжий». И тут же поведал трогательную историю о том, что сам он из Ирана, идет в далекий, затерянный в горах небольшой кишлак, где родственники нашли ему чудесную невесту – молодую и свежую, как вода горного ручья. Вся эта история звучала настолько четко и складно, что тут же возникли сомнения в ее искренности. Не мог простой иранский трудяга, за которого он себя выдавал, так грамотно, толково и логично, а главное, сохраняя удивительное спокойствие и самообладание, вести беседу с облаченными неограниченной властью над его судьбой людьми. На Востоке к власти относятся с особым пиететом. Власть уважают, ее боятся. Особенно вооруженную власть. Здесь же была непонятная холодная сдержанность.
Подозрительного субъекта доставили для проверки в ХАД. Старший лейтенант Сорока, в обязанности которого входила ежедневная работа с задержанным контингентом (подобные опросы давали массу ценной разведывательной информации), лично его допрашивал. Допросы и проверки продолжались больше недели. Но парень оказался стойкий. Так от него ничего и не добились, передали в ХАД и этапировали в Кабул.
– Перепроверить его легенду было практически невозможно. В Иране у нас своих источников не было, а проверять, есть ли у него невеста и родственники в затерянных горных кишлаках, себе дороже станет. Но я до сих пор уверен, что это был иранский эмиссар, шедший в бандгруппу с определенными инструкциями. Слишком он грамотно и профессионально отвечал на перекрестных допросах. Простой работяга так бы не смог, начал бы сбиваться, путаться. Его манера говорить, подавать информацию, последовательно выстраивать события – во всем чувствовалась специальная подготовка и образование. «Расколоть» его мы так и не смогли. Возможно, у меня опыта еще было недостаточно. Кроме того, сам языка я еще не знал (в то время я владел только немецким), и вся беседа проходила через переводчиков, которые не всегда в точности передавали нюансы и допускали определенные погрешности. Персидский (фарси) отличается от местного дари (фарси-кабули). В целом смысл определить можно, но детали терялись.