1917. Российская империя. Падение - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Радзинский cтр.№ 236

На Пасху Тобольскому Совету стало известно, что во время Крестного хода архиепископ Гермоген, предав анафеме большевиков, задумал вместе с прихожанами прийти к губернаторскому дому и освободить Алексея.

Была ли это очередная Игра Совета, чтобы получить повод побыстрее переправить Семью в Екатеринбург? Или действительно пастырь задумал выполнить то, о чем писала вдовствующая императрица? И, как триста лет назад тезка Гермогена мечтал прогнать поляков, нынешний архиепископ возымел мечту прогнать из города большевиков?

Во всяком случае, ЧК позаботилась: во время Крестного хода чекисты смешались с прихожанами. В те дни до всех сроков наступила в Тобольске жара. Солнце палило нещадно, и прихожане – все немолодые люди – постепенно покидали процессию. И, по мере ухода верующих, – все ближе к архиепископу теснились чекисты.

Наконец окружили его. И арестовали.

«А потом я вывез его на середину реки, и мы привязали к Гермогену чугунные колосники. Я столкнул его в реку. Сам видел, как он шел ко дну…»

Так, по словам чекиста Михаила Медведева, рассказывал ему Павел Хохряков. Рассказывал накануне своей гибели.

Но вот понесли бесконечные романовские чемоданы на пароход «Русь» – тот самый, который привез их в Тобольск. Теперь он вез их обратно – в Тюмень, к поезду. Поднимается на пароход пестрая толпа – свита, «люди» и охрана. Их расселяют по каютам.

На «Руси» продолжались странные причуды Родионова: Алексея и дядьку Нагорного он закрывает на ночь в своей каюте.

Великим княжнам по-прежнему строго-настрого запрещено запирать двери на ночь, у дверей ставит он часовых – веселые стрелки у открытых дверей каюты девушек.

Александра Теглева (из показаний следователю Соколову):

«На пароходе Родионов запретил на ночь запирать княжнам каюту, а Алексея с Нагорным запер снаружи замком. Нагорный устроил даже скандал: «Какое нахальство! Больной мальчик! Нельзя даже будет в уборную выйти». Он вообще держал себя смело с Родионовым, и будущую свою судьбу предсказал себе сам».

Весело плыл пароход «Русь». Палили красногвардейцы из ружей в пролетающих птиц. Стреляли из пулеметов…

Падают чайки, трещат пулеметы. Веселись, ребята, – свобода! Так во второй год от рождества революции под беспорядочную стрельбу мимо притихших берегов плыл этот безумный пароход, называемый «Русь».

Из письма А. Салтыкова (Киев):

«Прочел Ваш рассказ про Екатеринбург (имеется в виду мой очерк в журнале «Огонек» «Расстрел в Екатеринбурге». – Э.Р.). Читал в два приема – так устало сердце от всех этих ужасов… Хочу Вам сообщить, правда не знаю, так ли все это, но вы проверьте. У нас в доме жил старик, солдат из красногвардейцев, дядя Леша Чувырин, или Чувырев… Он умер в 1962 году, не позднее… Он рассказывал, что в молодости ехал на пароходе из Тобольска вместе с детьми царя. Караулил, когда их перевозили. И он рассказал такую вещь, даже не знаю стоит ли писать. Великие княжны должны были ночевать с открытыми каютами, и ночью стрелки надумали к ним войти. Конец этой истории он каждый раз говорил по-другому: то им воспретил старший, то они спьяну проспали».

А может быть, это опять наш «шпион»? Я все думаю о нем… И мерещится…

Четыре прелестные девушки в заточении и он. Совсем молодой. После всей грязи, расправ с мужиками, подвалов ЧК – чистые, очаровательные девушки… Кокетливая Анастасия. Ей, пожалуй, он должен был нравиться. А ему?.. Как и положено железному революционеру – товарищу Маратову – конечно же, Татьяна. Ненавидевшая революцию. Самая красивая, самая гордая. И он старается столкнуться с нею в коридоре. И ее царственный, презрительный взгляд.

«Шпион»… Нет-нет, он исполнил свой долг. Он не позволил себе распуститься. Они остались для него «дочерьми тирана». Он победил себя!

Как он плыл из Тобольска на этом безумном пароходе с палящими в птиц красногвардейцами… С истекающим кровью наследником… Со свитой, которую уже ждала в Екатеринбурге ЧК!

Горькая, горькая наша революция! И там, на пароходе, «шпион» услышал, как договаривались стрелки из отряда поозоровать с царскими дочерьми… Что ему до «дочерей тирана», когда тысячи солдат, оторванных от дома по милости их родителя, исходили мужской силой и свершали все эти бесчинства… И все-таки, конечно же, он не выдержал и повелел Родионову затворить на ночь каюту.

В Тюмени их ждал специальный поезд. Девочек, Алексея, его дядьку Нагорного, бывшего генерал-адъютанта Татищева, бывшую гоф-лектрису старуху Шнейдер, фрейлину графиню Гендрикову посадили в вагон второго класса.

Всех остальных – Жильяра, камердинера Гиббса, лакея царя Труппа, камер-фрау Тутельберг, баронессу Буксгевден, нянечку Теглеву, ее помощницу Эрсберг, повара Харитонова и поваренка Седнева – друга Алексея и других – в вагон четвертого класса. Поезд прибыл в Екатеринбург ночью – 9 мая, в день Николы Вешнего.

Состав тотчас отправили на запасной путь. Моросил дождь, и еле светили фонари.

Из дневника:

«9 мая. Все еще не знаем, где находятся дети и когда они все прибудут? Скучная неизвестность.

10 мая. Утром в течение часа последовательно объявляли, что дети в нескольких часах от города, затем, что они приехали на станцию, и, наконец, что они прибыли к дому, хотя их поезд стоял здесь с двух часов ночи…»

Утром к поезду подали пролетки. Сидевшим в вагоне четвертого класса запретили выходить. Жильяр и Волков видели из окна, как под моросящим дождем великие княжны сами тащили свои чемоданы, проваливаясь ногами в мокрую грязь. Шествие замыкала Татьяна. Она следила, чтоб другие не отставали. Она чувствовала себя истинно старшей, тащила два чемодана и маленькую собачку.

А потом мимо окон вагона быстро пронес наследника к пролетке дядька Нагорный. Он хотел вернуться, чтобы помочь княжнам нести чемоданы. Но его оттолкнули: они должны нести сами! Нагорный не сдержался и что-то ответил. Ошибся бывший матрос, нельзя грубить этой власти. Нервная эта власть. И самолюбивая. И единственной платой признает теперь – жизнь. Ею платят и за неосторожное слово тоже. Возможно, тот, кому он ответил, и был верх-исетский комиссар Ермаков. Во всяком случае, вскоре заберут в ЧК бедного Нагорного.

И в 30-х годах у пионерского костра бывший комиссар товарищ Петр Ермаков расскажет юным пионерам, как он расстрелял «царского холопа – дядьку бывшего наследника».

10 мая (продолжение дневника Николая): «Огромная радость была увидеть их снова и обнять после четырехнедельной разлуки и неопределенности. Взаимным расспросам и ответам не было конца, много они, бедные, претерпели нравственного страдания в Тобольске и во время трехдневного пути».

Пока Николай встречал детей, из вагонов вывели «людей» и свиту: Татищева, графиню Гендрикову, Волкова, Седнева, Харитонова, фрейлин, нянечек и прочих. Сажают на пролетки.