1917. Российская империя. Падение - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Радзинский cтр.№ 232

Впрочем, его след можно найти в показаниях князя Георгия Львова, данных в Париже следователю Соколову.

Опять насмешка истории: князь Львов – премьер Временного правительства, свергнувшего и арестовавшего последнего царя… сам был арестован большевиками после Октябрьского переворота! Более того, в 1918 году князь Львов сидел в тюрьме в том же городе Екатеринбурге и весьма недалеко от дома, который был тюрьмой для арестованного им год назад царя. И бывший премьер описывает встречу с сидевшим в той же тюрьме своим петербургским знакомцем, князем Долгоруковым. В тюрьме верный Валя все сокрушался о царских деньгах, отнятых у него «комиссарами». Впрочем, сокрушался он недолго, ибо вскоре был «отправлен в Москву». Ана самом деле…

Из рассказа М. Медведева, сына чекиста – участника расстрела Царской Семьи: «Долгорукова расстрелял молодой чекист Григорий Никулин. Никулин сам говорил. Я уж не помню все подробности, помню, что он вывез Долгорукова с чемоданами в поле… и все проклял, когда после тащил эти чемоданы».

Так погиб этот очарователь, галантный кавалер на блестящих балах в Зимнем дворце…

Из дневника Николая: «Дом хороший, чистый. Нам были отведены четыре комнаты: спальня угловая, уборная, рядом столовая с окнами в садик и с видом на низменную часть города, и, наконец, просторная зала с арками вместо дверей.

Разместились следующим образом: Аликс, Мария и я втроем в спальне. Уборная общая. В столовой Демидова, в зале Боткин, Чемодуров и Седнев. Чтобы идти в ванную и ватерклозет, нужно проходить мимо часового. Вокруг дома построен очень высокий дощатый забор в двух саженях от окон: там стояла цепь часовых и в садике тоже».

Здесь развернется последнее действие драмы. Финал династии.

Царь с царицей будут жить в угловой просторной комнате с четырьмя окнами. Два окна выходят на Вознесенский проспект. Только крест над колокольней виден из окон. Два других окна выходят в глухой Вознесенский переулок. Комната очень светлая, с палевыми обоями, с волнообразным фризом из блеклых цветов.

На полу ковер, стол с зеленым сукном, бронзовая лампа с самодельным абажуром, ломберный столик, между окон этажерка, куда она поставит свои книги. Две кровати (на одной из них будет спать Алексей, когда его привезут из Тобольска) и кушетка.

Ее туалетный столик с зеркалом и двумя электрическими лампами по бокам. На столе – баночка с кольдекремом и надписью «Придворная Его Величества аптека». Странно сейчас звучала эта надпись.

Умывальник с треснутой мраморной доской, платяной шкаф, где теперь помещалась вся одежда царя и царицы…

В Вознесенский переулок выходили окна еще одной большой пустой комнаты, там стояли стол, стулья и огромное трюмо. В этой комнате будут жить четыре великих княжны. Они приедут в мае. И, пока не привезут их походные кровати, будут спать на матрасах прямо на полу.

Обе эти комнаты как раз находились прямо над той полуподвальной комнатой.

Рядом с комнатой великих княжон в столовой с видом на сад спала Анна Демидова. В большой зале (гостиной) – Боткин, Чемодуров и Седнев.

Еще одна, пока запечатанная комната предназначалась для Алексея.

Наискосок от великих княжон – комната коменданта, с финиковыми обоями в золотой багетной раме и головой убитого оленя. И еще одна – рядом с комендантской – отведена под караул.

Завершала декорацию уборная («ватерклозет» – как именовал ее царь). Фаянсовое судно, оставшееся от инженера Ипатьева, будет загажено комендантом и караульными. И среди бесстыдных рисунков на стенах уборной, изображавших царицу и Распутина, среди матерных изречений охраны и размышлений типа: «Писал и сам не знаю зачем, а вы, незнакомые, читайте» – надпись на бумаге, приколотая к стене: «Убедительно просят оставлять стул таким же чистым, как его занимали». Это совместное творчество бывшего царя и его лейб-медика Боткина.

Войдя в комнату, Аликс подошла к правому окну, на косяке начертила карандашом свой любимый знак – «свастику» и число прибытия: 17(30).

Другую «свастику», как заклинание, она начертила прямо на обоях над кроватью, где должен был спать Бэби.

17(30) апреля – так, сама того не зная, она обозначила начало последней Игры с последним царем.

Игра началась сразу.

Прибывшие вещи вынесли в коридор и в присутствии бывшего воспитанника Кадетского корпуса, а ныне члена Уралисполкома Дидковского и бывшего слесаря, а ныне коменданта Авдеева начался осмотр.

Открывали чемоданы, тщательно просматривали. Осмотрели ручной саквояж Аликс. Забрали фотоаппарат (это запомним!), который она привезла еще из Царского, и еще забрали, как напишет комендант Авдеев в своих «Воспоминаниях», – «подробный план города Екатеринбурга». Как он мог очутиться в ее саквояже, если они предполагали, что едут в Москву? Впрочем, даже если и не мог – то должен был там очутиться. Как два пистолета, которые «нашлись» у князя Долгорукова.

Открыли даже флаконы с лекарствами – перерыли всю ее походную аптечку.

Из дневника: «17(30) апреля. Осмотр вещей был подобен таможенному: такой строгий, вплоть до последнего пузырька аптечки Аликс. Это меня взорвало и я резко высказал свое мнение комиссару…»

Аликс не понимает причины этого обыска. Она нервничает, возмущается: «Истефательство!» Ее акцент вызывает улыбки обыскивающих: смешон бессильный гнев бывшей императрицы. А она продолжает гневный монолог, она вспоминает даже «хосподина Керенского». Она приводит в пример этого революционера, который, тем не менее, был джентльмен. Слово «джентльмен» очень веселит бывшего слесаря Авдеева… И, наконец, не выдержал Николай. Он заявил: «До сих пор мы имели дело с порядочными людьми!» Это было высшее проявление гнева воспитаннейшего из монархов.

Зачем проводили этот обыск?

Чтобы продемонстрировать им условия новой жизни в столице Красного Урала? Но лишь отчасти.

Искали драгоценности. Те легендарные царские драгоценности… «Шпион» не дремал, ему, видно, стало известно в Тобольске, что Аликс употребляла слово «лекарство», когда говорила в присутствии чужих о драгоценностях (так она будет называть их и в письмах к дочерям из Екатеринбурга). Вот почему они так тщетно и тщательно осматривали флаконы с лекарствами. Но ничего не нашли…

Теперь стало ясно: драгоценности остались в Тобольске.

Но была третья причина жестокого досмотра. И тоже – из главных. Со дня прибытия Семьи в Екатеринбург начинают собирать улики «монархического заговора». Потому и забрали фотоаппарат – улика. Потому будто бы обнаружилась у нее карта Екатеринбурга – еще улика. Плюс слух о двух пистолетах, отобранных у несчастного Вали, – уже цепь улик.

С екатеринбургского вокзала началась последняя Игра с царем: мы назовем ее – «Игра в монархический заговор».