Солдаты Апшеронского полка. Матис. Перс. Математик. Анархисты - читать онлайн книгу. Автор: Александр Иличевский cтр.№ 37

«Внимание, внимание! – хрипел голос, отдельный от Королева, как протез. – Дорогие гости столицы, вас ждет обзорная экскурсия по Москве. Пять минут до отправления – пять свободных мест в автобусе. Пятьдесят километров по центральным улицам и площадям. Университет, Воробьевы горы, горнолыжные трамплины. Пожалуйста, приобретаем билеты, билеты на экскурсию на автобусе – пожалуйста, подходим, – здесь покупаем билеты, проходим на свои места. Триумфальная арка, проедем вдоль Москвы-реки, увидим Новодевичий монастырь – увлекательная автобусная экскурсия на полтора часа. Три свободных места. Два свободных места. Несколько минут до отправления автобуса. Билеты только здесь. Подходим, товарищи, подходим, не скупимся ради знаний, не скупимся на пищу духовную. Двумя бутербродами сыт не будешь. Подходим, товарищи, подходим на экскурсию».

Фантастическое знание Костиком истории столицы превышало не только краеведение как таковое, но и словно бы саму Москву. Рассказы, которые этот лихой увалень выдавал в эфир автобусных кружений по незамысловатым достопримечательностям, были не только превосходны, но еще и доступно увлекали в круговорот кучевого облака истории. Как плотву, на кукан из двух-трех переулков он нанизывал эпохи: здесь восставшие левые эсеры держат в заложниках в подвале Дзержинского (наган на столе – железного Феликса кормят селедкой), там Годунов во время Смуты прячется в палатах Шуйских, в том флигеле, во дворе, умер Левитан, а в этом здании Пушкин пишет «Историю Пугачева»… Здесь Маковский в переулке перед ночлежкой делает портретные эскизы к характерам босяков, и вот, взгляните, ниже по переулку – Толстой поднимается на крыльцо «Русского вестника», чтобы скоро выйти и подойти поговорить к Маковскому, а поодаль в Милютинском садике плюгавенький господин-писатель, дожидаясь своего приемного часа, переживает, что ему-то платят червонец за страницу против четвертного графу…

Вокзал вокруг круглосуточно кипел, гнил, сквозил, пускал и глотал жизнь, как незаживающая дыра в теле пространства. Справа, на краю парковки, Королев расчертил коробки многоярусных палаток – внизу продавалось пиво и бакалея, наверху хранились тюки и ящики с товаром. Среди товара ночевал молодой бомж Коля. Он сторожил, подметал вокруг и получал зарплату от двух хозяев киоска – бритых толстых братьев-двойняшек Гоги и Кабана. В Колю была влюблена Любка-песня – лысая бомжишка, помогавшая всем торговкам. Она подносила тяжести, опорожняла мусорки, присматривала за товаром, когда они отлучались по нужде. Коля тоже состоял в доверии, но старался маячить только у киоска. Зарплату он получал аккуратно – каждый третий вторник, и в тот же день у киоска появлялась его любовница – дебелая старуха, баба Нюра, с малиновой пустой сумкой в руке, которой она размахивала при ходьбе, как вымпелом. Она брала Колю за руку и уводила на троллейбусную остановку. Любка-песня шла за ними, что-то бубнила, грозила. Старуха поворачивалась и отгоняла ее, хлеща сумкой.

В отсутствие Коли на крыше киоска сторожила Любка. Возлюбленного она ругала тихо, а бабу Нюру – громко. Ворчала она всё то время, пока не спала. Торговки сочувствовали ей, и она благодарно упивалась их женской солидарностью. Любка цеплялась за любое обиходное чувство и раздувала его вместе с собой – чтобы раскрыть себя как человека, подобно тому как дети цепляются за любую черточку взрослых, чтобы, опробовав ее в игре, постараться повзрослеть.

Коля от любовницы возвращался сытый, отстиранный, заштопанный, трезвый и без копейки. Хоть Любка и подхватывалась с руганью, но видно было, как она рада его возвращению. К ночи разжившись выпивкой, она забиралась к Коле на сарай. Делала она это суетливо, испуганно оглядываясь, промахиваясь ногой мимо лестничной перекладины.

Однажды, в одну из сред, Коля не вернулся. Не вернулся он и в четверг. Любка носилась вокруг вокзала, кричала, не могла успокоиться, будто чуяла что-то, но потом куда-то пропала. В эту ночь склад на крыше киоска был обворован. Унесли две кошелки с сигаретами и три ящика пива.

Коля вернулся в пятницу. Чистый и довольный, пьяненький.

Гога и Кабан били его ногами полчаса. Когда устали, позвали линейных ментов, и те оттащили окровавленное тело на запасные пути к товарной станции.

В субботу вернулась Любка, ходила кругом, молчала, потом стала что-то тихо говорить – себе под нос, но с выразительным убеждением. На следующей неделе, когда увидела, что киоск, разгрузив, разбирают, что автокран ставит его в кузов самосвала, – Любка завыла и побежала на Садовое кольцо, кинулась на проезжую часть, заметалась, и ее, остановив движение, пинками доставал оттуда постовой…

Потом она как-то сразу притихла и вскоре куда-то пропала.

КАРТОЧКА № 2 (бумага, тушь, перо, рейсфедер, линейка, циркуль, рейсшина). Здесь Королев без запинки набросал и вычертил кладбищенскую ограду, снабдил ее зарослями боярышника, бузины, волчьей ягоды. Надгробия дальше только обозначил туманом растушевки – но прорисовал и вывел деревья, каждую веточку, каждый лист, всю склоненность стволов, сплетенность ветвей. Потом два галчонка присели на ограду. Взлетели. Перышко стало падать, кружась. Появился человек, сел на корточки, привалившись к ограде. Достал из-за пазухи бутылку, отпил и, сморщившись, разгреб листья, поставил рядом на землю. Остававшаяся белизна бумаги слепила. Он часто приходил на кладбище в Тропаревском лесу. Но у самой могилы с тех пор никогда не был. Выходил к забору и весь день наворачивал круги вокруг проволочного, решетчатого, кружевного города крестов: летом – по грудь в крапиве и лопухах, зимой – по колено, по пояс в снегу. Он ходил неустанно, с остервенелостью, пока не замерзал, или, весь зудя от крапивы, вышагивая с промокшими ногами, не вываливался на шоссе – и брел, брел, шатаясь, оседал на обочину, и асфальт зыбко плыл, покачивался, машины взрезывали, пропадали, кроша асфальт, – и небесная колея над дорогой была полна синих луж, проглядывавших сквозь столпотворение низких несущихся облаков, с сизых подкладок которых до верхушек деревьев свисали мглистые клочья.

КАРТОЧКА № 3 (бумага, тушь, карандаш, линейка, циркуль). Здесь он нарисовал велосипед «Украина», который переделал с натуры из «Аиста». («Украина» была снята с производства, и, сколько ни бродил вдоль велосипедного рынка в Сокольниках, ничего из машин со втулочными тормозами, кроме «Аиста», не встретил.) Велосипед им был взят на бумажные небеса очень подробно – со всеми ручками, педалями, цепью, зубчиками, колодками, втулками, пружинами кожаного сиденья, похожего на лошадиную морду, мчащимися спицами с веснушками катафотов на их сверкающем полупрозрачном диске, переносьем руля, обмотанного изолентой… Саша Головченко, его приятель по Физтеху, шесть лет назад именно на таком велосипеде отправился из Долгопрудного в Киев и пропал. Тело нигде не нашли. Гипотезы были разные: убили грабители на придорожной ночевке или сбил в темноте грузовик: водила тормознулся, сдал назад, прикопал труп в посадке. Следователь тогда сказал, что удивляться нечему: по статистике, каждый год в стране пропадает без вести сто тысяч человек. С тех пор Королев всегда считал, что Головченко отправился в кругосветное велопутешествие и сейчас крутит педали где-нибудь в Чили, взбираясь на сложный перевал Анд; или, еще выкарабкивался Королев, Саша похищен теми самыми – уже ранее пропавшими без вести, которые стали отдельным бродячим народом, – и они взяли его в свой скрытный табор… Эллипс последней версии ему был необходим для сердца. Невысокий, с раскосыми глазами навыкате, крупным носом и большим добрым ртом, похожий на муми-тролля, Головченко был душой компании, скромным и бесстрашным, и гибель его для Королева стала пробоиной, залатать которую могла только материя надежды.