Кремлевский эндшпиль. Ликвидация Иблиса - читать онлайн книгу. Автор: Александр Полюхов cтр.№ 62

– Ага, – впервые проявил эмоции прокурорский, если таковым действительно являлся. – Что тут вообще случилось на вечеринке?

– Кроме того, что вы видели по ТВ, было еще падение ребенка в бассейн. К счастью, сеньор Алехин прыгнул и спас малыша.

– Wow! Очень спортивно, – вступил в разговор молчаливый гость, добавив американского акцента. – Русский в хорошей форме?

– Я бы не сказал. Серьезно болен, ослаблен физически, находится в сложном психическом дисбалансе, – Элио вздохнул. – А имею я право …

– Право имеете.

– Могу поинтересоваться…

– Не можете. Вы же из корпуса карабинеров – должны понимать. Если появится информация по Алехину, сообщите по телефону, – американец протянул карточку, «прокуратура» и иные слова на ней отсутствовали, присутствовали лишь цифры.

Хотя Милан много южнее Москвы, авиамаршруты в Нью-Йорк сходятся за Великобританией и далее идут параллельно. Два самолета шли с интервалом в минуты, неся по двести с лишним пассажиров. «Алиталия» везла Анну, «Дельта» – Юлию. Подруги старого и молодого шпионов не ведали друг о друге, хотя в данное время имели много общего: почитали, поели и заснули. Сон им снился на сходную тему – про мужчин их жизни. Он вместил ключевые элементы: любовь, волнение, возможно, даже эротику. В центре – разлука и новая встреча с любимым. Девушка переживала, как Влад воспримет её неожиданное появление, а зрелая женщина горевала, что долго не увидит мужа. Обе проснулись с ощущением, что всё будет хорошо. Что хорошо? – Непонятно, человек редко помнит сновидения, даже судьбоносные.

Решительно скинув пледы, дамы принялись устранять внешние последствия перелета. У Юлии следы не столь заметны – молодость, у Анны приемы отточены – опыт. В аэропорту им. Кеннеди пути пассажирок разойдутся, хотя об их мужчинах такого не скажешь. На иммиграционном контроле обе сдадут отпечатки пальцев, и всевидящие видеокамеры зафиксируют, как офицеры поставят каверзные вопросы. Девушка с радостью расскажет, что прибыла для работы над диссертацией о финансовом законодательстве. Женщина будет огорошена интересом к её отсутствующему супруту, но постарается отвечать с грустью, которую не придется наигрывать. Потом одна пересядет на шаттл в Вашингтон, другая станет ждать стыковки рейса на Западное побережье.

Поезд TGV преодолевает 850 км от Милана до Парижа за семь часов. Сначала Виктория удивилась, что Алехин выбрал не самолет, но поверила объяснению: «Хочу посмотреть Францию и поразмыслить в пути». На самом деле разведчик не желал оставлять ищейкам след в виде ФИО на авиабилете, чтобы сразу не попасть в поле зрение французских спецслужб, с которыми имелись старые счеты.

К тому же такая информация рутинно передавалась авиакомпаниями формально в Федеральное управление гражданской авиации США, а фактически – в Агентство национальной безопасности. Правда, АНБ имело и прямой доступ к системам видеонаблюдения на вокзалах Европы. Однако, по предположению Матвея, его персона не настолько важна для противника, чтобы тот выделил драгоценное время суперкомпьютеров для поиска через программу распознавания образов.

Опытный оперативник ошибся: среди тебибайтов информации, стекавшейся в Форт-Мид, проскочат и его картинки с парижского перрона. Их обработка и атрибутирование пройдут быстро и в автоматическом режиме. Результат – точность только 82 % (рак меняет и облик больного) – компьютер сочтет заслуживающим внимания людей. И вот тут произойдет затык: поднявшись на человеческую исполнительскую пирамиду данные встанут в очередь для принятия решения. А люди так медлительны! Лишь через сутки с небольшим резидентура ЦРУ получит указание найти объект и взять под наблюдение. Потом приказ дойдет до исполнителей, затем начнут искать Алехина по гостиницам, хотя тот нагло разместится в шикарной квартире Красько, что в 8-м округе. Потеря темпа даст разведчику нужную временную фору.

Пока он неспешно раскручивал Викторию, чтобы выведать её тайны. Покачивание вагона, немного вина, внимательный слушатель – что еще нужно женщине для откровений? Поведала она много, даже слишком, ни словом не подтвердив возникшие ранее у Матвея подозрения. Сотканная украинкой словесная ткань местами была тонка настолько, что через нее просвечивало нечто иное. Настораживали словоохотливость относительно скандальной пиар-акции Femen и нежелание говорить о Марке. Чувствовалось, излишний нажим лишь замкнет Вику в оболочке из её беды, излучение которой ощущалось почти физически. Требовался неортодоксальный подход, чтобы снять психологическую блокаду и дать правде вылиться наружу. Отчасти за этим поезд и вез пассажиров во французскую столицу.

Когда Алехин вылетал из Тель-Авива, строгий офицер на контроле не задал ему вопросов, а сразу пригласил в отдельную комнату «для собеседования». Вместо него протянул конверт и, дождавшись, когда русский прочтет содержимое, не глядя, скомкал бумагу и сжег. Затем отдал честь и проводил к выходу. Текст свидетельствовал о вынужденно сдержанном, хотя и несомненном внимании. Во всяком случае, так хотелось думать. Хотя имелись причины думать иначе – действия шпионов редко бывают бескорыстными.

Кроме имени и адреса имелась записка: «Племянник. Если потребуется помощь. Рядом с площадью Рузвельта, где модные бутики». Вместо подписи стояло «4», что не оставляло сомнений: в авторстве «Четырехпалого». Теперь его забота, возможно, пригодится только не Матвею, а Виктории.

Смежив веки, разведчик погрузился в личные думы. Пытался понять, почему едет Париж. Отдых в Комо не задался. Рак вновь вернулся. Зачем он решился помочь семье Красько, потратив последние дни относительно хорошего самочувствия? Вероятно, его вновь ждет курс химиотерапии, если не операция. И тут пришло откровение: ему НУЖНО сделать хоть что-то малое, пытаясь остановить преступников. Филантропом себя не ощущал, просто ненавидел смерть. Угрозу своей скорой (надо быть реалистом) кончины устранить было не по силам. Так хоть вывести из-под угрозы еще недавно чуждых для него людей.

Алехин не страшился физической смерти. Знал, мир не заметит её, родные свыкнутся с его уходом. Потому и отправил их подальше. Ну, жена будет горевать, ну, сын иногда вспомнит. Матвей не испытывал иллюзий относительно своего скромного места среди миллиардов живущих, а тем более – среди десятков миллиардов усопших. Его дела не переживут задумавшего их мозга и совершившего их тела. Не останется шедевров, с которыми люди грядущего станут связывать его имя. Никто не прочтет о нем в книгах. Только ему наплевать.

Боялся совсем другого. Того, что исчезнет то чудо, которое ежесекундно видят глаза, слышат уши, осязают руки. Что пропадет этот чудный запах левкоев, даруемый духами Виктории. Ужасала перспектива не ощущать ничего, не чувствовать близости никого. Не обнять вновь жену, не пожать руку другу. Исчезновение окружающей жизни – вот, что ужасало. Не будет даже пустоты и тишины!

Он бы даже смирился с тем, что сердце не бьется, что легкие не дышат. Пусть замрут мышцы, и прекратится движение. Как сейчас. Так бы лежал и лежал, глядя в небо, прислушиваясь к шуршанию муравьев в траве, чувствуя дуновение ветерка на щеке.