Дверь открылась, вошла Ута. Эльга вытаращила глаза. Сестра явилась к ней среди ночи?
– Случилось что? – Эльга спустила ноги с лежанки на медвежину, служившую ковром.
– Оденься, – попросила Ута. – Свенельдич со мной пришел.
Бажаня и Скрябка зажгли три свечи на столе и ларе. Эльга торопливо обмотала косы вокруг головы, надела волосник; Бажаня поднесла ей платье, но она схватила с ларя свиту и натянула прямо на сорочку, запахнула, стремясь скорее получить объяснения. Ута не плакала, но казалась совершенно потрясенной. Мелькали нелепые мысли о каких-то чудесах, которые могли заставить самых близких людей разбудить княгиню среди ночи. Змей-Ящер в Днепре всплыл? Что-то вроде того – недаром же Ута смотрит на нее с таким испугом.
– Уж не Прияна ли… – начала Эльга, но умолкла: невестка за последние два месяца вполне оправилась, и хотя оставалась мрачной, ждать возврата лихорадки не имелось причин.
Нет, не Прияна. Эльга видела это по лицу сестры и продолжала блуждать в догадках. Но вот она оделась, и вошел Мистина. Эльга шагнула ему навстречу, открыла рот, но тут увидела за спиной свояка еще одного мужчину и замерла.
Несмотря на полутьму, Эльга легко узнала племянника, которого знала ровно столько же, сколько родного сына.
– Уле… – начала она, но перехватило горло.
Сестрич ведь ушел в поход со Святославом и вернуться должен был с ним. Его могли послать вперед – предупредить о приходе войска. Но зачем будить ночью – не побежит княгиня сейчас прямо быка резать и хлеба месить. И если бы ей хотели сказать всего лишь «Святослав возвращается!», эти слова уже прозвучали бы. И ради них сестра не явилась бы за полночь, чуть ли не со всей семьей…
Такого убитого лица у Улеба Эльга не видела никогда. Не случалось еще в его жизни таких горестей, чтобы…
Она снова села на лежанку. Ута опустилась рядом и взяла ее за руку, но Эльга едва заметила.
– Я… – Улеб всего лишь поклонился ей почти от двери, хотя в любой другой день подошел бы и обнял. – Мы…
Он умолк и детским взглядом воззвал к отцу о помощи.
Таких глаз Эльга у него не видела много лет. Парню двадцать первый год – он уж давно не дитя. И от мысли о единственном возможном объяснении ее сердце все падало и падало вниз по холодному колодцу и никак не могло достичь дна.
– Они расстались со Святшей, и никто не знает, где он, – произнес Мистина, тоже не в силах больше тянуть это молчание.
В первый миг на Эльгу плеснуло облегчением. Ей не сказали: «Он погиб».
– Нас разметало бурей в море возле Таврии, – торопливо заговорил Улеб. – Мы шли с ним на одной лодье. Нас вышвырнуло близ Карши хазарской. Святша взял Икмошу с его орлами и пошел на охоту и окрестности посмотреть. Меня оставил при лодье и дружине. А потом на нас напали хазары, в общем, местные какие-то. Нам пришлось отбиваться и потом отплыть. И они кричали… кричали, что… – Улеб будто задыхался, не в силах набрать в грудь столько воздуха, сколько требовалось для дальнейшей речи, – что вот ваш архонт… Но тел мы не видели, они могли и наврать!
Он не стал пересказывать, как хазары размахивали чьей-то головой в шлеме, надетой на копье, когда кричали: «Вот ваш архонт!» Даже если те и встретили Святослава с малой дружиной, откуда им было знать, что он князь? И это могла быть вовсе не Святшина голова, а вообще что угодно. Хоть травы пучок – издалека же не разглядишь.
– Н-но вы искали его? – лишь чуть-чуть дрожащим голосом уточнила Эльга.
– А то ж! Отошли сначала на запад и потом наткнулись на Одульва и Сигдана. Они одиннадцать лодий успели по бухтам собрать. И мы с ними пошли обратно в те места. Высадились, прошли почти до самой Карши. Похватали людей, допрашивали всех, особенно кто полоном промышляет. Но там главные жуки сидят в Карше. Никто не сказал, чтобы видели пленных русов. В одном месте указали, что натыкались в то время на ватагу. Сказали, что человек десять перебили. Мы велели показать место, где тела…
Улеб вдохнул, зажмурился на миг, принуждая себя вернуться к воспоминаниям.
– Велели могилу раскопать… – тихо продолжал он среди гнетущей тишины: слушатели едва дышали. – Ну, там… они ж не первый день лежали… Не опознали никого. В том селе нашли перстни, два обручья, торсхаммера три… они сказали, взяли с тех мертвых. Вот.
Улеб полез за пазуху, вынул замызганный льняной лоскут с красным вытканным узором, видимо, оторванный от рушника, и выложил на стол горсть потемневшего серебра.
Мистина передвинул поближе светильник, разровнял украшения ладонью. Все молчали. Обычные витые обручья и кольца, «молоточки Тора» – в дружине такие есть у всех. Никаких особенностей, что позволили бы опознать хозяев.
– Ты ведь отрокам показывал? – Мистина поднял глаза на сына.
Улеб кивнул, потом помотал головой:
– Никто не признал. У меня у самого… – Он положил руку на грудь, где на шейной гривне болтались три серебряных кольца: так гриди носят свои сбережения.
Ясно, что эти вещи взяты у кого-то из русской дружины, но назвать чье-то имя было невозможно.
– Вот это, – Улеб ткнул пальцем в витой браслет с застежками-петельками и зарубкой почти посередине, – Сечень сказал, это Дремы.
– Дремы?
У Эльги вновь оборвалось сердце. Дрему она знала: женатый на Славчиной дочери, он входил в Икмошину ватагу. Она привыкла видеть его среди тех, кто всегда окружал Святослава.
– Мы поселков пять сожгли… не нашли следов, – докончил Улеб. – А потом решили отходить: там же Карша, в ней тудун, у него людей куда больше. Если брать Каршу, то это двадцать раз по столько надо, сколько у нас было. Там уже сам каганат, не Таврия даже…
Мистина молча кивнул. Брать Каршу стоило бы, имея надежду, что пропавшие сидят в городе как полон, приготовленный к продаже. Но кто эту надежду даст? Не такие люди Святослав и его гриди, чтобы сдаваться. Но даже если их взяли живыми, то из Карши уже могли увезти. И даже сами продавцы, хоть режь их на куски, не скажут, был там князь Святослав или нет, потому что просто не знают этого! А от одного отчаяния затевать серьезную войну с каганатом – без подготовки, без той поддержки, которой они с Эльгой так и не добились, будучи в Царьграде…
– А войско где? – спросила Эльга.
Она слегка задыхалась, будто осознание беды все прочнее стягивало петлю на горле. Разметало бурей… Если в придачу к Святославу пропала большая дружина…
Небо над головой пошло черными трещинами.
– Больше семи сотен цело! – поспешно успокоил Улеб. – Сейчас в Витичеве. Мы частью по пути людей собрали, частью они сами раньше нас к Торду вернулись. Да Бряцало со своей сотней добычу стерегли. Мы потеряли три лодьи, да остальные еще четыре. Считая Бергмара Оленя, он у нас на глазах утонул. Где Альрек Шило и Ульвид Рог со своими, никто не знает. Может, их и правда в Царьград унесло, а может, еще вернутся.