– «Не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждой»
[33], – подхватила Зоя.
– И как если блудница, оставив золотые украшения, оделась бы в простую одежду и украсила себя неизысканно, то ее выгнали бы вон, как не умеющую понять публику, так если благочестивая женщина, одевшись в одежды блудницы, войдет в небесное зрелище, то изгонят ее вон.
– Хватит! – Зоя кинула в сестру виноградиной. – Они ничего не понимают.
– Но мы же должны наставить наших крестных дочерей в истинной вере! – с наигранной обидой сказала Анна и покосилась на спутниц Эльги.
– Для этого есть патриарх. А о блудницах куда лучше может поведать Тасула!
Скопец-толмач, до сих пор изо всех сил старавшийся успеть перевести для новообращенной архонтиссы речения святых отцов, теперь запнулся и вопросительно посмотрел на Зою.
– Не переводи этого! – бросила ему Анна.
Толмач промолчал, и Эльга поняла: дочери василевса сбились на предметы, не предназначенные для чужих ушей. И все-таки дивно: могли бы по пятеро детей иметь, а ребячатся, будто сами дети! Они с Утой и младшими когда-то так же резвились, соскучившись за прялками, только было им лет двенадцать-тринадцать.
И снова ей показалось, что в устремленных на нее ярких глазах девушек отражается некий вопрос. Нет, конечно, они вовсе не хотели уехать вместе с ней в страну северных варваров. Но эта новая царица Савская будто распахнула окно, из которого веяло свежим, незнакомым духом в их застоявшемся, сложно устроенном и не любящем перемен мире, где каждый шаг женщин их положения подробно расписан. Им велели рассказать о мастерских, и они рассказали; им не приказывали расспрашивать архонтиссу русов, а вот этого очень хотелось. Какова ее страна? Каков ее сын, для которого она хочет найти здесь жену? Нет, они не собирались к нему ехать и жить там в зверином логове среди языческих заблуждений, грубости и невежества, но… какой девушке не было бы любопытно на их месте? Особенно еще и потому, что склонности к монашеству они не чувствовали, а других женихов, как видно, Бог им не пошлет. Ибо таким невестам нет равных на земле, и вся любовь их предназначена лишь одному Жениху Небесному…
Однако не расскажешь об этом архонтиссе русов, едва смывшей с тела освященное миро крещения. И они молчали, лишь поглядывали на толмача. Содержание этой беседы будет подробно доложено – родителям, или логофету дрома, или паракимомену Василию. Эльга отчасти угадывала их чувства, но без помощи толмача не могла даже шепнуть им пару слов. А привести сюда своего Торстейна – невозможно: ведь он мужчина, а мужчин сюда не допускают. Только таких, которые «подобны ангелам».
Она усмехнулась про себя, вспомнив свой спор с Мистиной, и вздохнула: похоже, любезность этериарха оказалась напрасной и надежды ее не оправдались. Кроме знакомства с ткацкими станами, ничего она из этого посещения не вынесет.
– Спасибо вам за угощение и беседу, – Эльга поднялась, радуясь, что сейчас не нужно ждать, пока над ухом загудят или смолкнут золотые рожки-органы, – пора нам восвояси.
– О, подождите! – Зоя отложила кисточку черного винограда, которую задумчиво покачивала в руке. – Мы еще должны поднести вам подарки. Тебе как нашей почетной гостье, а еще нашим крестным дочерям по случаю рождения их для истинной жизни во Христе.
Она сделала знак слугам, и из мастерских внесли косяки паволок. Разложили ткани на мраморных лавках. По золотистому полю раскинулись широкие узорные круги, а в них танцевали на задних ногах кони, вытканные черным и красным. По синему полю летели среди цветов золотистые птицы. Красные лани, обведенные голубыми кругами, стояли под деревом, уткнувшись носами друг в друга, будто целуясь от великой любви. На той паволоке, что предназначалась для Эльги, на синем поле сидели золотые львы: хвостами друг к другу, они тем не менее обернули морды назад, так что все же оказались смотрящими один на другого, а по сторонам от них высились золотые же колонны с узорными навершиями. Точно как на том Троне Соломона-царя, на котором ее принимал василевс.
И тогда она не удержалась…
* * *
Слушая объяснения Анны и Зои, Эльга с трудом сохраняла на лице спокойное выражение, а сама чувствовала себя дура дурой. Скопец-толмач старался как мог, но то и дело просил у гостьи прощения: дескать, в языке славян нет таких слов. Или они ему неизвестны, да простит высокочтимая архонтисса его убожество. Схолео – это значит… э… Научение… выучка… где собираются люди, желающие познать науки и перенять мудрость учителя, это и есть схолео
[34]. Здесь неподалеку, во дворце Магнавры, было устроено самое главное схолео Греческого царства, и там мудрейшие, ученейшие люди передавали знания отрокам и юношам. Да, любым, всем, кто пожелал.
Анна и Зоя наперебой рассказывали, перечисляя науки, которыми владел знаменитый сто лет назад, при василевсе Феофиле, архиепископ Фессалоник Лев Механик, еще известный как Лев Математик.
– Грамматика – это умение читать и писать. Твоя светлость знает, что это значит?
– Риторике – умение складно говорить и составлять хорошие речи. Искусство красноречия, еще можно сказать.
– Философия – иначе любомудрие, наука о том, как человеку достичь истины и познать добро.
– Арифметика – наука о числах. Ну, цифры, числа, умение считать. – И показывали на пальцах.
– Геометриа… – Чертили какие-то круги на столе.
С «геометриа» вовсе настала беда. Царевны и толмач по очереди пытались объяснить Эльге, что это за слово, которое когда-то означало «измерение земли», но не касается размежевания полевых наделов – это она еще поняла бы, – а применяется для возведения всех удивляющих ее каменных построек. Умение строить? Нет, не совсем… Ах, если бы пришла Агафья, она, возможно, сумела бы объяснить получше, она у нас самая умная!
Короче, архиепископ фессалоникийский Лев знал не только эти слова, но и всю заключенную в них неизмеримую мудрость. Он умел следить ход звезд небесных и по ним высчитывать наиболее удачное время для посева – чем спас однажды целую область от голода. Тут Эльга стала кивать с неложным пониманием: славянские волхвы тоже обладали подобным умением.
– Он был волхв? – решилась спросить она.
И сами греки не всегда ведали истинного Бога: в иное время они поклонялись своим Перунам и Велесам. Эльга не вполне уяснила себе, насколько давно это кончилось.
– Его обвиняли в язычестве и чародействе, – кивнула Анна. – Но эти обвинения были ложны. Он даже от иконоборческой ереси в конце концов отрекся.
Так вот, оказалось, что золотых львов, павлинов и птичек на золотом дереве тоже сделал Лев Механик. Они приводятся в движение водой.
– Живой водой?
– Не могла бы высокочтимая архонтисса еще раз простить мое ничтожество и объяснить: что такое «живая вода»?