Две соседки Эльги переглядывались и улыбались. Ежедневно обедая в обществе августы, они не так часто видели нечто, нарушающее привычный, много веков назад установленный порядок. Эльга представила их, вот в этих паволоках и узорчьях, сидящими на бревнах возле костра и грызущими жесткую полоску вяленого мяса, разложенного по дружинному обычаю на щите. Или держащими на коленях глиняные миски и черпающими оттуда деревянными ложками кашу с налетевшими из костра частичками пепла. Ей-то не раз приходилось питаться подобным образом, отправляясь с дружиной на охоту или в более дальние поездки. Травинки и прочий мелкий мусор в котле каши или похлебки совершенно никого не беспокоили. Мельком вспомнилось детство: как они с Утой и другими детьми из Люботиной веси гуляли в лесу и усаживались перекусить на траве. Раскладывали захваченный из дома хлеб на платке, заедали собранной черникой или малиной. Брат Аська притаскивал из болота корни рогоза и запекал в костре, учил их есть его, отчего девочки оказывались по уши перемазаны в золе…
– Твоя светлость не находит ничего себе по вкусу? – вдруг обратилась к ней звучным голосом одна из патрикий-соседок – Павлина. – Вероятно, у вас принято готовить еду совсем иначе?
Она сама ела немного, изящно орудуя ножом и вильцами-пируни, отчего мягко позвякивали подвески на ее браслетах.
– Если твоей светлости нехорошо, то советую выпить мурсы с соком граната: это очень освежает, – добавила с другой стороны патрикия Агния.
Та была помоложе, постройнее и держалась почтительно-насмешливо. Почтительность относилась к событию – торжественному обеду у августы в честь чужеземной архонтиссы-игемона, а насмешливость – к варварству гостей.
– Благодарю вас, но я сыта, – ответила Эльга, обнаружив, что задумалась и забыла о еде.
Взглянула на другой стол: Прибыслава не вернулась. Уж не стало ли той совсем худо?
– Советую попробовать вот это, – Агния сделала знак слуге, и тот наклонился к ним с блюдом: там лежали, в окружении ломтиков лимона и зеленоватых соленых оливок, большие черные раковины, а в них что-то вроде шариков из не пойми чего в окружении желтоватой пены запеченных сливок и масла. – Я думаю, в ваших северных морях не живут мидии?
Агния велела положить этих раковин на свою тарелку и показала Эльге, как нужно подцеплять их пируни. Слуга сбрызнул шарики лимонным соком, Эльга попробовала. «Вроде мясо… а вроде рыба. Не большая беда, что у нас этого не водится».
– Надеюсь, твоей светлости понравилось угощение, – доброжелательно заметила гречанка.
– А если нет, тем лучше: можно будет съесть побольше сладкого, – с тонкой насмешкой подхватила Павлина. – Из вашей страны в Романию, я знаю, привозят много меда, но едва ли у вас известно, сколько прекрасных блюд можно с его помощью приготовить.
– Сладкое? – Эльга удивилась.
Ей казалось, что уже поданным можно было бы наесться на неделю вперед. Но тут пение смолкло, снова грянул орган, и обе ее сотрапезницы встали.
– Прошу твою светлость проследовать за мной в Аристирий, покой для завтрака, – ей снова поклонился атриклиний, – там обед будет продолжен в присутствии Константина августа и других царственных особ.
* * *
Оказалось, для вкушения пищи по утрам у василевса имелся отдельный покой. Но почему нет, если в его распоряжении семь палатионов, каждый из невесть какого числа этих покоев! Там стоял еще один стол из золота, с эмалевыми узорами, и за ним Эльга с изумлением увидела двоих детей возле Феофано: мальчика лет трех и крошку-девочку, еще моложе.
– Это чьи? – обрадованно воскликнула она.
Мелькнула мысль о внуке, который уже месяца три как должен родиться там, в Киеве. Или внучке…
– Твои? – Эльга посмотрела на Феофано.
– Это багрянородные дети августа Романа и Феофано, – подтвердил толмач. – Василий и Елена.
Кроме детей и их прекрасной матери, за золотым столом сидел Константин. Августы Елены не было, зато между Константином и Феофано устроился незнакомый Эльге молодой темноволосый мужчина. Небрежно развалясь на золотом кресле, он смотрел на Эльгу с улыбкой – мягкой и даже отчасти игривой. Крупным носом он напоминал мать, Елену, а взгляд больших светлых глаз выражал утомление, однако не казался надменным или равнодушным.
– Василевс Роман приветствует тебя, – перевел ей толмач кивок младшего из соправителей.
Эльга в ответ «совершила наклонение головы», ожидая, что сейчас атриклиний проводит ее к отдельному столу.
– Их царственности приглашают твою светлость сесть, – тот поклонился, указывая на кресло с краю того же стола, где расположилась августейшая семья.
Похоже, царям не хотелось, чтобы она и сейчас стояла столбом, мешая им угощаться! Несколько удивленная, Эльга еще раз кивнула и села.
Снова стали подавать на стол. Замелькали перед глазами золотые блюда, но уже другие: не с самоцветами, а с узорами яркой многокрасочной эмали. На блюдах лежали всевозможные изделия из меда, муки, масла, орехов и фруктов, но сочеталось все это каким угодно образом. Из разноцветных фруктов были выложены целые гирлянды, выстроены башни, сооружены лебеди. Прохладные ломтики розоватой дыни, красные яблоки, золотистые груши, виноград всех оттенков – зеленый, желтый, красный, синий, черный – красиво обложенный листвой. Синевато-багряные сики, золотистые финики – порезанные на кусочки, политые разогретым медом и посыпанные жареными орехами. Сладкие пирожки с размоченными в меду орехами или вареными фруктами. Разные животные, под корочкой застывшего меда, с глазами из ягод – непонятно, из теста они сделаны или тоже из фруктов.
И опять прислужники подносили Эльге одно блюдо за другим, выкладывали вильцами горки ягод в сливках, украшенные свежими листиками мяты. Наливали в золотой кубок кисловатой прохладной мурсы. Разбегались глаза от такого великолепия, тянуло попробовать все, каждое следующее манило сильнее предыдущего. Но Эльга только накалывала на зубья вильцев по ягодке или цепляла сладкий орешек: после главного стола есть больше не осталось сил. Даже Прибыслава, уже оправившись, лишь потягивала мурсу с гранатовым соком и улыбалась, дабы греки не подумали, будто ей не нравится их гостеприимство.
Августейшие же сотрапезники Эльги взирали на всю эту роскошь вполне равнодушно. Дети, как водится, хватали что могли и тянули в рот, потом кидали орехами друг в друга; Феофано съела кусочек дыни, второй двигала вильцами по блюду, а мужчины и вовсе лишь прикладывались к своим кубкам.
Подняв глаза, Эльга заметила, что Константин за ней наблюдает. Видимо, тоже продолжает думать об их разговоре в китоне Елены. Встретив ее взгляд, он сказал что-то. Толмач склонился к ее уху:
– Его царственность говорит: приятно видеть, что твоя светлость так умеренна в еде. Ведь чревоугодие – большой грех, и его надлежит всеми силами избегать, хотя даже многие христиане делаются его жертвой.
– Спасение стало бы легким делом, если бы всех смертных грехов избежать было бы так же просто, – засмеялся Роман. – Но я вижу, архонтисса Росии уже на верном пути.