Князь сошел на причал, они остановились перед ним. От потрясения оба воеводы не могли даже обрадоваться толком: вот они-то слишком много думали о том, что будет, если Святослав не вернется, уже привыкли к мыслям о жизни без него. Желать ему гибели у родичей не было причин, но в эти мгновения воеводы растерялись – все вновь встало с ног на голову.
– Святша! – Асмунд взял его за плечи. – Это ты, подлец.
– Я, дядька! – Святослав отважно взглянул ему в лицо. – Со мной еще восемь рыл. Говорят, ты семь сотен назад привел?
– Привел.
– Из воевод кто-то погиб?
– Где ты был? – не отвечая, спросил Мистина, потом обнял его.
– Я, дядьки, от Карши через Самакуш-море пробирался. Все думал: как дружина…
– А дружина думала, что там с тобой.
– А тут все думали, ты погиб! – завопил кто-то из рядов.
– У нас уже и князь новый! – захохотали рядом.
Теперь, когда Святослав объявился, замыслы о новом князе показались смешными.
– Пошли к матери! – Мистина взял его за плечо. – Она уж второй месяц по ночам не спит.
Но так просто уйти с причала им, конечно, не дали; гриди все теснее смыкались вокруг, все громче и дружнее кричали. Счастливая новость все шире разносилась по причалам, по улицам, по склонам гор. Стоило Мистине и Асмунду сойти с места, как волна кричащих отроков нахлынула и поглотила Святослава: его обнимали, хлопали по плечам, тянулись – хоть потрогать и убедиться, что живой.
– А они уже хотели Улебку князем ставить! – неслось из этого водоворота машущих рук и смеющихся лиц.
– Он ведь тоже Ингваров сын, а мы и не знали! – перебивая друг друга, кричали гриди, торопясь поделиться этими забавными новостями.
– Ты-то знал?
– Теперь сама княгиня всем объявила.
– Его и женили почти!
– На днях свадьба! Ты как раз успел!
– Да мы-то все думали: к хренам такого князя, у нас Святослав есть!
– Лодью, лодью!
И не успел Святослав опомниться от этой встречи и уложить в голове новости, как гриди втащили на причал самую маленькую из лодий поблизости, втолкнули его внутрь и подняли на плечи. И с ликующим ревом понесли на Святую гору. Будто в сказке, он вернулся с того света.
* * *
Когда за тыном двора вдруг закричали: «Князь приехал!» Эльга сама услышала это со стены и сразу поверила. Прямо в первый же миг. Именно этой вести она ждала все долгие осенние дни, и теперь прежние страхи и горе показались нелепыми. Конечно, Святослав должен был вернуться и вернулся! Иначе и быть не могло! Вывихнутый мир разом принял привычный вид. Желая скорее убедиться своими глазами, Эльга торопливо спустилась с боевого хода, велела раскрыть ворота и побежала вниз по увозу навстречу крикам.
Меж тынов показалась ревущая, бурлящая толпа – как грозовая волна на Греческом море. Над толпой между человеческих голов плыла лодка. А лодке кто-то стоял, и Эльга узнала сына. Он изменился: сильно загорел, волосы, выцветшие на солнце, стали еще светлее. На нем в обтяжку сидел хазарский серый кафтан с расставленными полами, слишком длинный для его роста, но едва сходящийся на широкой груди.
Перехватило дух, ослабели ноги; Эльга застыла посреди улицы, не в силах двинуться ни назад, ни вперед. А толпа катилась ей навстречу, лодка была уже близко; уже сам Святослав увидел мать, но несущие лодку не могли остановиться – сзади на них давила толпа.
На лице Святослава мелькнула тревога; Эльга могла лишь протягивать к нему руки, не имея голоса произнести его имя. Он сам закричал что-то, но толпа за собственным ором его не слышала; тогда он просто схватился за борт лодьи и перемахнул вниз, на землю. Толпа уже почти накрыла Эльгу, как Святослав схватил ее в объятия и прижал к себе, чтобы не сбили с ног; их закрутило, и ее охватил ужас, что сейчас их обоих просто раздавят. Вопили гриди – лодка полетела под тын – кто-то распихал вокруг них людей, очистив немного пространства, чтобы вздохнуть.
– Мать, куда ты, задавят! – кричал Святослав почти ей в лицо, но она едва слышала и не понимала.
– Святша! – Эльга цеплялась за его плечи, подавляя судорожное рыдание.
От возбуждения ей хотелось прыгать, как девочке, но не хватало сил.
– Пойдем! Во двор пойдем! – Святослав тянул ее вперед, кто-то раздвигал перед ними толпу, и постепенно они продвигались к ее воротам.
Во двор их занесло ликующей волной; Эльге хотелось остановиться, обнять его, толком рассмотреть. Но их толкали все дальше, пока не оттеснили к дверям гридницы; здесь уже ее отроки взялись за дело всерьез и щитами отжали толпу – иначе гридница бы лопнула под напором такого количества народу. Кто-то там ругался и распоряжался – кто-то такой, кого привыкли слушаться. Кто-то обещал всем пива и мяса, и это пригасило порыв судорожного ликования: каждый стал оглядывать, не разливают ли уже и не зря ли он теряет время на крик.
Эльга вместе с сыном очутилась в гриднице и наконец смогла вздохнуть свободно.
– Святша! – Она схватила его руку обеими руками и все не могла наглядеться на его новое, загорелое, исхудавшее, изменившееся лицо.
Не верилось, что после бесконечного ожидания сын наконец рядом, к нему можно прикоснуться. За эти месяцы у него отросла борода, сделав на вид куда старше. Эльга заметила, что колец на его пальцах нет, из оберегов на шее остался только медвежий клык, и с отголоском прежнего ужаса вспомнила те перстни и браслеты, что одной страшной ночью выложил перед ней на стол убитый горем Улеб.
– Где ты был? – бессвязно восклицала она. – Ты цел? С тобой все хорошо?
Подошли Асмунд, Мистина, Одульв, Войко, Острогляд, еще кто-то из ближних бояр – все на вид потрясенные и помятые после прорыва через толпу. Оба воеводы еще были в кольчугах и с мечами у пояса.
– Где ты пропадал?
– Мы с парнями, – Святослав огляделся, но никого из своей отважной малой дружины рядом не приметил, – от Карши вышли к Самакуш-морю, плыли вдоль него до Адомахи хазарской, а оттуда через степь на конях пошли к порогам. На Хортице нас купцы Бёдваровы подобрали.
– Ой, ё… – Мистина представил себе этот путь.
– Но почему вы потеряли дружину? – спросила Эльга.
– Это дружина нас потеряла! Почему они ушли от берега? Где Улеб? Он жив?
– Он жи… – начала Эльга, но Святослав перебил ее и схватил за руку:
– Стой! Я слышал, он князем тут стал… вместо меня?
– Не стал, а должен был стать, если ты все-таки не вернешься, – поправил Мистина.
И тут вбежал Улеб, тоже растрепанный и помятый: чуть не весь Киев бурлил под княгининым тыном, дожидаясь вестей.
– Святша! – Он кинулся к брату и обнял его. – Ты живой! А это хозлы казарские чьей-то головой там размахивали и кричали: «Вот ваш архонт!» – Он заметил свою оговорку, но от волнения не мог исправить и лишь засмеялся. – Слава богам! Где же ты был? Куда делся? У них был твой плащ красный! Чья же там голова была?