Джаз как профессиональная сфера деятельности (я не имею в виду достаточно большое количество довоенных джаз-оркестров различного уровня) многие годы существовал только для весьма ограниченной группы музыкантов, в том числе и тех, из самодеятельности, которым удалось попасть в большие оркестры (Иосифа Вайнштейна, позднего Эдди Рознера, Леонида Утесова, Вадима Людвиковского, ВИО-66 Юрия Саульского и некоторые другие). Некоторым московским ансамблям, попавшим в штат Москонцерта, предоставилась возможность играть джаз в ресторанах (например, ансамбли Андрея Товмосяна, Виталия Клейнота) или в группах, аккомпанирующих известным и не очень певцам (ансамбли Виктора Прудовского-Леонида Гарина при Тамаре Миансаровой, ансамбль Владимира Кулля с Иосифом Кобзоном и др.) Эти люди уже окончательно порвали со своим «инженерным прошлым» и стали профессиональными музыкантами. Впрочем, профессиональная деятельность в рамках Гос-, Рос-, Мос-, Лен– и прочих концертных организаций была, естественно, ограничена всевозможными рамками, такими же идеологическими, как и ранее. Это ограничивало возможность откровенно демонстрировать уже приобретенное мастерство джазового исполнителя. Для музыкантов, которым эти рамки были тесны, отдушинами продолжали быть джазовые фестивали и, конечно, участие в «джем-сешн» все в тех же кафе, продолжавших существовать порой на протяжении 10 – 15 лет, а то и более. И только в конце 70-х – начале 80-х г.г. несколько ансамблей (Леонида Чижика, Германа Лукьянова, Николая Левиновского) получили официальный статус джазовых ансамблей Москонцерта. Так, правда, не в массовом порядке, но завершался нелегкий путь «из варягов» самодеятельности «в греки» профессионального джаза.
Когда у советских людей появилось желание, а затем и возможность выезжать или уехать за границу, прежде всего в Израиль и США, лишь немногим советским джазменам удалось реализовать себя в этом качестве на новом месте. Причин тому более, чем достаточно, но важен факт, что преуспели прежде всего высокопрофессиональные и образованные музыканты, такие, как Вячеслав Ганелин, Роман Кунсман, Николай Громин, Нахум Переферкович, Анатолий Герасимов, Валерий Пономарев, чьи имена сейчас известны всему джазовому миру. Для многих же, даже блиставших в 60-х – 80-х годах на Московской, Питерской, Воронежской, Донецкой и других сценах и даже имевших хорошую зарубежную прессу, старый опыт мог быть использован весьма нерегулярно, на немногочисленных фестивалях, в клубах, а чаще – в ресторанах и кафе. Порой в этих условиях происходили совершенно неожиданные встречи и общение уже убеленных сединой музыкантов, не встречавшихся в течение не одного десятка лет. Так, в начале 2006 года на вечере под названием «Играют ветераны советского и израильского джаза» в Ришон-ле-ционе мне посчастливилось встретиться с альтистом (не саксофонистом, а именно играющем на струнном альте) Борисом Савчуком, участником когда-то известного донецкого ансамбля В.Колесникова. Мы познакомились и единственный раз вместе играли на джем-сэшн… в 1970 году на большом джазовом фестивале в Горьком. Судьба в этот раз свела нас прямо на сцене и мы, надеюсь, небезуспешно, «тряхнули стариной». С нами играл еще один музыкант из нашего поколения, известный среди израильских любителей джаза контрабасист Гдалий Левин, бывший воронежец, с которым мне довелось поиграть вместе в Казани в 1987 году на фестивале «Джазовые перекрестки», после чего наше общение продолжалось целую ночь в поезде «Казань-Москва» за преферансом. К нашему взаимному удовольствию, нам и сейчас изредка, но доводится встречаться по музыкальному поводу.
Вспомнив о московских джазовых кафе, я не могу не упомянуть моего большого друга, ныне израильтянина Павла Барского, стаж моего знакомства с которым составляет уже сорок пять лет. Это он был членом Совета московского молодежного кафе «Аэлита». Именно на Барского была возложена миссия приглашения в кафе музыкантов, чтобы играть джаз. Это благодаря энтузиазму и усилиям таких, как он, стал возможен выход на скромную, но все же – сцену молодых джазменов в шестидесятых годах прошлого века. Регулярно встречаясь с Павлом, уже много лет занимающимся журналистикой, но не прекращающего мечтать о создании очередного джазового кафе-клуба, мы неизбежно возвращаемся к тем временам, когда были молоды и мы, и делавший первые шаги новый, современный советский джаз.
Нечего говорить, что приезд в нашу страну не сразу узнаваемого после столь долгого расставания, седовласого, но такого же, как и – дцать лет тому назад, энергичного, темпераментного и неугомонного Леши Зубова, имя которого я упомянул в самом начале заметки, был для меня несколько большим, чем просто возможность выступить с ним в одном составе на фестивале «Джаз-глобус»-2007 в Иерусалиме.
Михаил Кулль и Алексей Зубов. 2007 г.
…Воспоминания обладают свойством нанизываться одно на другое, а, возникнув, вытягивать за собой еще более ранние события, встречи, портреты. Это замечательное свойство человеческой памяти пришло в движение, всего лишь благодаря встрече с хорошим человеком, известным музыкантом, с которым я знаком более полувека и которого я не видел примерно двадцать пять лет.
«Джаз-глобус» закончился, да здравствует «Джаз-глобус»!
[26]
Вот и еще один, пятый по счету «Иерусалимский международный фестиваль джазовой и альтернативной музыки» стал достоянием истории. Моей, по крайней мере. Большой, вполне представительный, с гостями из-за рубежей нашей страны в ассортименте, с разнообразнейшей, как всегда, программой от откровенной традиции (хотя и без диксиленда) до откровенного авангарда, в котором грани между джазом и неджазом, импровизационной и академической музыками стерты начисто. На всех семи концертах и одном джем – сешн присутствовать не смог, но четыре вечера в почти домашнем Культурном Центре на улице Гилель, посетил. И не жалею, а даже совсем наоборот. Открывал фестиваль, как обычно, очередной «Экслибрис» Вячеслава Ганелина, но в отличие от объявленного в программе состава, это было не трио, а квартет со свердловчанином, точнее, екатерин-буржцем Сергеем Пронем.
Слушал его «живьем» впервые. Высококлассный трубач, с прекрасной академической школой (Саратовская консерватория), полистилист, он захватил лидерство, которое в процессе игры добровольно уступил Ганелин, а поэтому выступление было немного необычным: все привыкли к явно ведущей роли Ганелина, определявшей по сути всегда структуру, характер и настроение композиции. Не будучи вообще-то большим любителем авангардного джаза, фри-джаза, я тем не менее всегда получаю удовольствие от слушания Славы в любых ансамблевых сочетаниях. И определяю такое свое отношение как интерес к несомненно ощущаемой мною композиторской идее и законченности исполняемой композиции, хотя она всегда создавалась на наших глазах (ушах, душах?). Ничего случайного, все подчинено каким-то явно наличествующим правилам игры, законам развития, достижения кульминации и даже экстатического состояния музыки. Короче, уважаю Ганелина – явного композитора. А уж в какой степени эта музыка джаз или не джаз – это вопросы терминологии. Игравший на барабанах немец Клаус Кугель умеет все, но не мне судить оего мастерстве в такого рода составах, по мне – он не мешал и не перегружал музыку квартета. Еще был убедительный и спокойный контрабасист Виктор Фонарев, ни разу за вечер не приоткрывший свое личико, спрятанное под бейсболкой с большим козырьком. Сорокаминутное выступление с двумя композициями, одна из которых длилась примерно минут пять, прошло на-ура. Это был достойный старт фестиваля.