Братья Райт. Люди, которые научили мир летать - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Маккаллоу cтр.№ 46

Однажды вечером в элегантном салоне в стиле Людовика XVI в квартире Берга Уилбур давал интервью молодому французскому журналисту Франсуа Пейрэ, который специализировался на авиационной тематике. Французу было известно, что это первое интервью, которое Уилбур согласился дать во Франции. О нем договорился Берг. Они говорили об экспериментах в Китти Хок, о моторах и патентах и о том, почему для демонстрационных полетов был выбран Ле-Ман. Но именно Уилбур, относительно которого у Пейрэ были самые большие сомнения, очаровал его окончательно и бесповоротно.

«Мистер Харт Берг предложил мне перед интервью чашку кофе и открыл коробку с сигарами, – написал Пейрэ. – Я чувствовал, что мои сомнения улетучиваются одно за другим вместе с дымом. Сквозь его клубы я рассматривал Уилбура Райта, его тонкое, серьезное лицо с неожиданно умными блестящими глазами… Я должен был признать – нет, этот человек не обманщик».

Это интервью стало началом. В ближайшие месяцы Франсуа Пейрэ будет публиковать самые познавательные и содержательные материалы об Уилбуре.

Уилбур возвратился в Ле-Ман ближе к полуночи 16 июня и поселился в отеле «Дофин» в номере, окна которого выходили на главную площадь города – площадь Республики. Сгорая от нетерпения скорее приступить к сборке «Флайера», он прямо с утра начал открывать ящики в цеху на фабрике Болле и едва смог поверить своим глазам. Двумя месяцами раньше в Китти Хок он обнаружил старый лагерь в развалинах. Сейчас он глядел на обломки «Флайера» и едва мог сдержать гнев.

Были сломаны десять или даже больше ребер жесткости, одно крыло уничтожено полностью, вся материя в дырах. В ящиках царил настоящий хаос. Радиаторы были разбиты, валы винтов сломаны, катушки перевернуты, пропали важнейшие провода, гайки и болты.

В письме Орвиллу, написанном в тот же день, Уилбур не сдерживался и обвинил его (что было ему не свойственно) в некачественной работе, сказав, что никогда в жизни не видел примера худшей упаковки: «Я уверен, что с помощью лопаты мог бы раскидать все по ящикам за две-три минуты, и получилось бы не хуже. Я никогда не видел примеров подобного идиотизма». Выходило, что для полной подготовки к полетам потребуется намного больше времени, чем он рассчитывал, а Орвилла или Чарли Тэйлора под рукой не было.

Уилбур немедленно приступил к работе, разобрал ящики и начал ремонт. «Сегодня весь день и несколько часов вчера занимался заменой сломанных нервюр на плоскостях», – записал он в дневнике 18 июня.

Механики с фабрики Болле делали все что могли, но поначалу помощи от них было мало. «Тяжелая выдалась работа по сшиванию секций, – сообщал Уилбур Орвиллу в другом письме. – Только у меня одного пальцы достаточно сильны для того, чтобы затягивать проволоку, поэтому пришлось трудиться самому… Руки отваливаются, а я не сделал еще и половины».

«Монтируя все заново, – добавлял он, – я нашел много свидетельств того, что прошлым летом, работая, ты думал о чем-то другом».

Позднее Уилбур узнал, что причины хаоса и разрухи находятся не в Дейтоне, а в Гавре, и вина лежит на безответственных французских таможенных инспекторах. Он сразу извинился перед Орвиллом. Тот, понимая, какой стресс испытывает брат, не стал делать из этого проблему.

Уилбур работал спокойно и размеренно, устанавливая стойки и натягивая тросы. Ему пришлось ремонтировать старый двигатель после того, как он обнаружил, что французские механики сделали свою работу «ужасно». Этот ремонт отнял целый день. «Мне пришлось делать все самому, потому что почти невозможно объяснить, что мне нужно, людям, которые не понимают три четверти сказанного по-английски».

Верный жизненным принципам семьи Райт, по воскресеньям он не работал, а писал письма или осматривал достопримечательности. Ему было очень комфортно в отеле «Дофин», где, как писали в «Мотор кар джорнал», не было «никакого шика – простая и обильная еда, которую готовил и подавал сам шеф-повар», что особенно пришлось по вкусу Уилбуру. И Ле-Ман, как он с удовольствием говорил, представлял собой «старомодный городок, почти так же оторванный от мира, как Китти Хок». Ему нравился звон колоколов (отлитых на фабрике Болле) в церкви на другой стороне площади, и он с радостью описывал и его, и главную местную достопримечательность – огромный кафедральный собор Сен-Жюльен.

Построенный на холме над рекой Сарта, где первые поселения были основаны еще римлянами, он возвышался над густо застроенным кварталом средневековых домов, образующим старейшую часть города. У собора не было шпиля, а его особенностью были двойные контрфорсы. Кроме того, собор представлял собой редкую комбинацию римского и готического стилей, что лучше всего было видно внутри. Романской части было почти 900 лет (ее построили в XI веке), в то время как готическая датировалась XIV и XV веками, и именно она произвела на Уилбура самое сильное впечатление.

Он писал Кэтрин: «Высота арок, образующих проходы между нефами и хором, так велика, что человек, стоящий у наружной стены внешнего нефа, видит проход до самого верха хора и великолепные витражи». Посетитель оценивает не только легкость и красоту старинных окон, но видит игру света и цвета от окон на верхних пределах арок высотой 33 метра над входом в собор.

Уилбур не сообщил, ощущал ли он в тот момент какую-то связь между вдохновением, которое исходило от этого творения человеческого гения, и тем, что делал он. Но наверняка что-то подобное он чувствовал.

Явившись через несколько дней на воскресную службу, Уилбур столкнулся с тем, что единственная ее часть, которую он смог понять и в которой поучаствовал, был сбор пожертвований. Кэтрин он написал, что огромное здание «впечатляет все больше и больше как один прекраснейших образцов архитектуры, которые я видел».

Кроме того, он рассказал, что на площади перед собором открылся крестьянский рынок, и в довершение ко всему там же разбил свой шатер бродячий цирк.

Рассказывая об удобствах отеля, Уилбур особенно хвалил еду. Она была лучше, чем где-либо в Европе, – порции большие, а блюда не слишком вычурные. Например, обед состоял из нарезанных помидоров и огурцов, жареного языка с грибами, бараньих котлет с молодым картофелем, «какого-то пирога» и миндаля. Он говорил, что никогда не чувствовал себя так комфортно, находясь вдали от дома, видимо, давая тем самым понять, что такие заведения, как «Лё Мёрис», слишком роскошны для него. Ни один человек в «Дофине» не понимал по-английски, но все изо всех сил старались обслужить его как можно лучше.