Птицедева - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Гамаюнова cтр.№ 62

Прилетел Посвист-Хладовейв черных одеждах – ледянящий души Серверный Ветер,сын могучего Стрибога; он остудил мое лицо и успокоил своим легким, неожиданным прикосновением.

– Спасибо за заботу,Хладовей, – сказала я тихо.

– Не за что, мы все любим тебя, пусть ты изменилась, но мы все любили тебя, Лебедушка, и будем любить. Мы одной крови.

Ветер растрепал мои волосы и, разобрав их на отдельные пряди, набросил их на лицо, создавая легкую вуаль, закрывающую меня от проницательных глаз.

– Расскажи мне о себе,– попросил Михел.

Отпустив руки, он аккуратно дотронулся до моих волос, убирая их с лица. Прилив адреналина волной пробежал по сосудам. Что это со мной? Не пойму!

Мы устроились на камнях и молча смотрели на стальные, мерцающие, ледяные волны. Вскоре начало темнеть, вышла луна, а мы также сидели и молчали. Михел набросил на меня свою куртку и прижал к себе, а я не вырывалась, мне было уютно, ия молчала.

«Я бы и рассказала о себе,– думала я,– а что, с чего начать и чем закончить? Что рассказать этому мальчику, который на двадцать лет моложе меня? Моложе меня на целую жизнь. Почему же он интересует, волнует меня? Возможно, притягивает к себе своей влюбленностью теперь и в мой образ. Немного похожее я уже проходила в своей прошлой жизни. Зачем тебе, Вероника, опять повторение былого? Или тебе нравится его непосредственность, жажда счастья, повышенный интерес ко всему прекрасному, что он видит вокруг, и его умение заметить это прекрасное среди обыденного? Возможно, талант, который просматривается во всех работах. Или признайся себе: его облик молодого, чувственного, сексуального тела будоражит твою немолодую кровь? А, Вероника? Я строго поправила сама себя: «Тогда уж будоражит кровь не сорокалетней дамы, а кровь кто знает сколько вековой старухи. Не смешно».

– Тебе идеально идет лунный свет, – продолжал говорить комплименты Михел и опять поправил мои волосы.– При свете луны кажется, что ты вот-вот превратишься в лебедя и улетишь. Так хочется запечатлеть этот момент!

– А кроме того, как я смотрюсь на фотографии, ты можешь о чем-нибудь думать? – спросила я, пытаясь переменить тему, и получила за это.

– Могу, но тогда я буду думать, как ты будешь смотреться в моих объятьях.

– Михел, не стоит придумывать лишнее. Я не дубль Лотты. Ты такой молодой, такой излишне романтичный. И любишь ты не меня. Не придумывай ничего. Нам, наверно, давно пора вернуться в терем.

– Ты куда-то спешишь?Когда еще мы так посидим, как сегодня? Я завтра возвращаюсь, а ты сейчас хочешь убежать от меня?

Я кивнула.

– Ты считаешь меня мальчишкой, но это не совсем так. Вероника, когда я попал на Первую Землю, все, что я знал, чем жил, все мои устои, весь мой внутренний мир перевернулся. Новый мир вскрыл и выпустил наружу все, что хранилось непонятно в какой глубине и не было понято и востребовано за ненадобностью для того мира. То, что я увидел и чему научился за это короткое время, изменило меня настолько, что, можно сказать, родился новый человек. Ему один месяц и ему сто лет. Потому что во мне все другое, и я чувствую мир, как будто прожил множество лет и как будто увидел его минуту назад. Я, наверно, так и останусь вечным ребенком и буду вечным старцем, в этом мы с тобой чем-то похожи. Да, ты не Лотта, я это понимаю, но это и хорошо. Лотта другая, тинэйджер, моя юношеская мечта, а ты – ты загадка, и у тебя глаза то вечности, то мечтательной женщины, которая боится своих желаний. Я чем-то нравлюсь тебе, я это вижу. Не гони меня. Ты нужна мне, как необходимость дышать и снимать.

– А отчего ты тогда на нее так смотрел?

– А ты ревнуешь, Вероника? – удивился Михел. -Я смотрел на нее, любовался и раздумывал. Тебе смешно, но я научился задумываться. Оказывается, я раньше этого не умел. И я хотел понять и прочувствовать новую Лотту. Она изменилась на самом деле. А главное, в ней появилась ты, и я стал желать узнать тебя и сравнить с образом, придуманным мной раньше.

– Нет, это неправильно, Михел, – сказала я, – так нельзя, это неправильно, – не найдя других слов опять повторила я.

– «Есть прелесть во всем запретном, что делает его несказанно желанным», – сказал Марк Твен и он прав, а мне безумно хочется тебя поцеловать.

Он повернул меня к себе, прижал еще крепче и ненадолго коснулся моих губ мягкими губами, как будто спрашивая разрешение.

– Ты соленая и сладкая одновременно, как такое может быть?

Разум взбунтовался, он хотел продолжения поцелуя и в то же время требовал взять себя в руки и не делать глупостей. Тело взбунтовалось, оно хотело убежать в терем и спрятаться от всех поползновений на его неприкосновенность и одновременно хотело прижаться к этому мальчишке и обнять его, плюнуть на все правила и весь полученный жизненный опыт, на все, и быть или стать любимой.

– Не бойся себя, – тихо сказал Михел. Давай попробуем, у нас получится, вот увидишь.

– А, вот вы где, – вдруг послышался голос, и мы оба вздрогнули и отстранились друг от друга.

– Да не пугайтесь, что я, не понимаю, что дело и тело молодое, горячее. Целуйтесь уже, чего там.

Мы повернулись. На бережке стоял Кот Баюн и ехидно посматривал на нас.

– Я тут обхожу дозором владенья свои и вас, кстати, к слову сказать, нашел, как видно не кстати. Тьфу ты, слова путаются. Ну да ладно, я пошел дальше, – он махнул хвостом и пропал.

Но я уже очнулась от очарования момента, вскочила и побежала в терем.

– У нас получится, – понеслось мне вдогонку,– вот увидишь.

Утром Алконост перенесла Михела обратно домой, он обещал родителям побыть с ними хоть пару дней перед отбытием на Первую Землю, а я осталась на острове раздумывать над своим аморальным поведением и аномальными ощущениями.

Разум и тело так и не пришли к единому решению, и все оставшееся время, что я была на острове, даже когда училась летать, чувствовала себя маятником, причем амплитуда колебаний мыслей и желаний была максимальная, как в том, так и в другом случае. «Что же делать, Вероника?» – обратилась я к себе. Но ответа не услышала.

Почти конец книги. Вероника

На этот раз с нами на Первую Землю прибыла команда, пополненная мной в собственном теле и Есенией с Себастьяном. У них был культурный шок от увиденного и прочувствованного. Себастьян даже попросил не выпускать его в первые дни на улицу, так как боялся, что виденные волны грехов захлестнут его, и он утонет в пучине непотребства, как он выразился. Да, парню не сладко. Лотта у нас тоже эмпат, так она чувствует общую черноту, а собиратель грехов еще и видит пороки. Не просто собирателю грехов на этой земле, но без него никак не справимся, Лотта просто сгорит, пока всех желающих прочувствует. Было решено, сначала с желающими переселиться знакомится Себастьян, а потом уже окончательный вердикт – брать или не брать – делает Лотта.

Возвращение также ознаменовалось шквалом информации о том, как проходят шоу, размещается реклама, что Лилит стала звездой экрана и популярность проблем переселения стала новостью номер один во всех масс-медиа.