Мило и волшебная будка - читать онлайн книгу. Автор: Нортон Джастер cтр.№ 22

— Если не собирать, — объясняла Звукозапись, продвигаясь дальше по хранилищу, — старые звуки и шумы переполнят воздух, произойдет такая сутолока и путаница, что отличить старый звук от нового станет невозможно — сами понимаете, к чему это может привести. Кроме того, мне нравится коллекционировать всякую всячину, и потому здесь собралось много лишнего. У меня есть и писк комара, отпищавшего миллионы лет тому назад, и то, что вам сказала матушка сегодня поутру, а если вы заглянете ко мне послезавтра, я скажу вам, что она вам скажет завтра. На самом деле ничего сложного тут нет. Давайте-ка я вам покажу. Попробуйте произнести слово любое слово.

И Мило произнес первое, что ему пришло в голову.

— Приветик! — сказал он.

— Как вы думаете, где оно сейчас находится? — улыбнулась Звукозапись.

— Не знаю, — пожал плечами Мило. — Я и не думал…

— Не вы один, — хмыкнула она, заглядывая в один из проходов. — Теперь давайте посмотрим: где тут хранятся сегодняшние поступления? Ах, вот они. Теперь найдем под литерой «П» — «Приветствия», дальше под «М» — Мило, и — вот оно, уже в конверте. Как видите, система работает автоматически. И какой позор, что ею почти никто не пользуется.

— Здорово! — воскликнул Мило. — А не могли бы вы подарить мне один, самый малюсенький звучок на память?

— Разумеется, — горделиво выпрямилась она, но тут же, опомнившись, добавила: — Нет! И не вздумайте без спросу вынести отсюда что-нибудь — это строго запрещено правилами.

Мило приуныл. Даже завалящий комариный писк умыкнуть невозможно, когда хозяйка одним глазком все время приглядывает за гостем.

— Теперь осмотрим наше производство! — воскликнула она, распахнув дверь, за которой оказался огромный и безлюдный цех, уставленный ветхими станками, разбитыми и поржавевшими. — Когда-то здесь мы изобретали и производили новые звуки, — задумчиво проговорила она.

— А разве их нужно было изобретать? — спросил Мило, которому все, что она говорила, было в новинку. — Я-то думал, что они всегда существовали сами по себе.

— Мало кто понимает, сколько труда вложено в них, — пожаловалась она. — А ведь в этих мастерских с утра до ночи кипела работа.

— Как же это делалось?

— Ну, дело совсем несложное, — отвечала Звукозапись. — Для начала нужно отчетливо представить себе, как звук выглядит, потому что всякий звук имеет свою особенную форму и размер. Затем лучшие, отборные звуки обрабатывались в этом цеху и трижды перемалывались в тончайший порошок, после чего по мере необходимости небольшими порциями порошок пускался по ветру — вот и все.

— Но я никогда не видел звуков, — стоял на своем Мило.

— Вы их не видели — там, — и Звукозапись обвела рукой некое неопределенное пространство, — разве только по утрам в сильный мороз, когда они замерзают. А здесь они видимы в любое время. Вот смотрите!

Она схватила колотушку с ватным набалдашником и шесть раз кряду ударила в большой турецкий барабан. Шесть больших ватных шаров — каждый по два фута в поперечнике — медленно покатились по полу.

— Только что вы их видели, — сказала она, перемолов пару шаров в огромной шаровой мельнице, — а теперь услышите. — И она подбросила в воздух горсточку невидимого порошка — раздалось: БУМ, БУМ, БУМ, БУМ. — А знаете, на что похож хлопок в ладоши?

Мило покачал головой.

— Тогда попробуйте.

Мило один-единственный разок хлопнул ладонью о ладонь, и один-единственный белый-белый листок бумаги из хлопка, покачиваясь, опустился на пол. Потом он хлопнул еще три раза, и к первому добавилось еще три хлопковых листочка. Тогда он начал рукоплескать и аплодировать так, что его хлопки легкими белыми хлопьями закружились в воздухе.

— Ну как? Ведь это совсем легко, не правда ли? То же происходит и с остальными звуками. Если вы постараетесь, то очень скоро поймете, как выглядит любой из звуков. К примеру, возьмем смех. — И она звонко рассмеялась.

Тысячи крошечных ярких меховых пушинок заплясали вокруг.

— Если же речь идет о речи, — продолжала она, — то какие-то части речи легки и воздушны, какие-то — колючи и угловаты, но, к сожалению, в основном речи — тяжеловесны и занудны.

— А музыка? — спросил Мило взволнованно.

— Мы делаем ее здесь же на ткацких станках. Симфонии — большие прекрасные ковры с узорами ритмов и мелодий. Концерты — это гобелены. Зато серенады, вальсы, увертюры и рапсодии ткутся целыми рулонами. А вот вам и песни, которые вы так любите распевать! — воскликнула она, протянув ему стопку цветных платков — тех самых, которыми утирают нос.

Она вдруг примолкла и печально вздохнула:

— Был у нас даже такой отдел, где занимались одним-единственным делом — упаковывали шум моря в морские раковины. Ах, какое это было счастье!

— Почему же вы теперь не производите все эти звуки? — вскричал Мило с таким напором, что госпожа Звукозапись отпрянула от неожиданности.

— Не надо так кричать, молодой человек! Самое сложное в нашем деле — это отрегулировать громкость. Давайте вернемся ко мне в приемную, там я все вам объясню… А вот этого попрошу не делать!

Последнее замечание касалось попыток Мило затолкать в задний карман брюк один из БУМов турецкого барабана.

Они вернулись в приемную, и пока Звукозапись, усевшись перед приемником, настраивала его точно на волну тихого часа, Мило настойчиво повторял свой вопрос, правда, не так громко.

— Держать звуки под замком мне и самой не по душе, — наконец тихо ответила она. — Звуки и созвучья порою могут сказать куда больше, чем слова, только к ним надо прислушаться.

— Но если так, — заметил Мило, который в этом ничуть не сомневался, — почему бы вам не освободить их?

— НИ ЗА ЧТО! — вскричала госпожа Звукозапись. — Зачем народу звуки? Только затем, чтобы исказить их до неузнаваемости, чтобы стали они безобразны на вид, а на слух и того хуже? Нет уж, пусть этим теперь занимается доктор Какофонии и его чудовищный Чудовищный ТАРАРАМ.

— Не всякий шум — плохой, — не отступал Мило.

— Может быть, оно и так, — упорствовала она. — Но! Либо они будут использовать звуки так, как мне нравится, либо — никак.

— Но… — уже почти начал Мило, но продолжения не последовало, поскольку, во-первых, хотел он сказать о том, что это несправедливо, а это само по себе могло не понравиться упрямой Звукозаписи, но самое главное, он вдруг понял, как можно вынести из замка один-единственный крошечный звук. В тот момент, когда «но» уже соскочило у него с языка, но еще не вылетело изо рта, он успел схватить его зубами за хвост и сжал губы — и маленькое «но» попало в мышеловку, уже произведенное, но еще не произнесенное.

— Что ж, не смею вас больше задерживать, — проговорила недовольная госпожа Звукозапись. — Только попрошу вывернуть карманы — я хочу удостовериться, что вы ничего не украли. И — счастливого пути.