– Извини, что лезу не в свое дело, – сказал я. – Просто привык мерить всех по себе. А если бы у меня была такая светлая голова, как у тебя, и при этом я бы уродился придурком, которому без летающих досок жизнь не мила, и вдруг узнал бы, что кто-то уже практически воплотил мою мечту, совсем чуть-чуть доделать не успел, я бы обязательно попробовал закончить его работу. Я бы и так попытался, хотя заранее страшно подумать, что однажды кто-нибудь предложит мне на этом кошмарище полетать. Но у меня настолько не инженерный ум, насколько это вообще возможно. Ручку к вилке приделать не возьмусь.
– Но…
– А ты прожужжал мне все уши рассказами о своих интеллектуальных победах над разной домашней утварью, которую так заколдовал, что я уже в гости к тебе идти боюсь. Тарелки, в любой момент готовые помыть себя сами, нагоняют на меня мистический ужас. Поэтому и говорю: тебе на руку, что жена собирается чуть ли не круглосуточно шляться где попало. Но если я ошибаюсь, извини и забудь.
Мелифаро удивленно покачал головой. Но спорить не стал. И улыбнулся такой нехорошей в смысле, наоборот, многообещающей злодейской улыбкой, что я понял: стрела попала в цель.
Ну хоть так. Когда не можешь изменить невыносимые обстоятельства, делай хоть что-нибудь. Все равно что, лишь бы ощущать, что Мир по-прежнему повинуется твоей воле, пусть в самых незначительных мелочах. Это ощущение дает силу, а она пригодится – кому угодно, когда угодно, но особенно мне, вот прямо сейчас.
– А я… – начал было я, намереваясь дополнительно вдохновить Мелифаро обещанием свалиться у него на глазах с этой грешной летающей доски и погибнуть во цвете лет ему на радость. Но осекся, потому что в этот момент голос сэра Джуффина Халли изволил наконец раздаться в моей голове. И сказал: «Заходи».
– Что – ты? – нетерпеливо спросил Мелифаро.
– А я пошел к шефу. Он, в отличие от тебя, верит, что я старый опытный колдун. И в связи с этим желает со мной расправиться. Такая уж у него осталась дурная привычка с эпохи Орденов.
– Судя по выражению твоего лица, он тебя как минимум четвертует, – растерянно согласился Мелифаро.
– Не все так страшно, – утешил его я. – Возможно, просто разорвет пополам. В любых обстоятельствах следует сохранять оптимизм.
Но говорить, конечно, проще, чем делать. С оптимизмом у меня сегодня было не очень. Если называть вещи своими именами, совсем кранты. По крайне мере, увидев, что в кабинете кроме самого Джуффина сидит Клари Ваджура, обманчиво юный, по-светски приветливый, с бездонными, почерневшими от отчаяния глазами, я сказал себе: «Так и знал».
Чего тут было не знать.
– Хорошего дня, сэр Макс, – сказал мне Клари Ваджура. И улыбнулся этой своей невыносимой ослепительной улыбкой.
А Джуффин вежливо попросил:
– Дверь закрой за собой, пожалуйста.
А буривух Куруш не спросил, принес ли я ему пирожное. Впервые за Магистры знают сколько времени. Лишь приветственно взмахнул крылом, отвернулся и снова нахохлился. Хотя вроде бы чего только за долгие годы в этом кабинете не наслушался. Обычно его нашими человеческими драмами с толку не собьешь.
– Магистр Клари любезно разрешил мне посвятить тебя в подробности его дела, – церемонно объявил Джуффин. – Поскольку именно ты помог нам разобраться в происходящем. К тому же, в ближайшее время нам понадобится твоя помощь. Сэр Клари изъявил желание, по возможности, умереть именно от твоей руки.
Еще недавно на этом месте я взревел бы: «Чего?!» и пулей вылетел бы из кабинета, вынудив всех заинтересованных лиц играть в увлекательную игру: «Догони сэра Макса столько раз, сколько понадобится и убеди его выслушать тебя до конца». Но долгая счастливая жизнь в столице Соединенного Королевства, щедро сдобренная практически ежедневными экзистенциальными катастрофами, сделала из меня скучного парня, способного молча кивнуть в ответ на это дикое заявление и всем своим видом выразить готовность слушать дальше.
– Я хочу, чтобы вы знали: я не держу на вас зла. Напротив, даже рад, что вам удалось поспособствовать раскрытию дела, в котором я являюсь не столько виновником, сколько орудием преступления, – сказал мне Клари Ваджура. – Лично для меня это довольно невыгодно, поскольку вынуждает преждевременно прервать сновидение о возвращении в Ехо, которым я еще не успел насладиться сполна. Однако остановить череду бессмысленных несправедливых убийств гораздо важней, чем продлить мое удовольствие, которое, впрочем, уже все равно безнадежно отравлено. Глупо было бы продолжать им дорожить.
Если этот тип поставил перед собой задачу преждевременно прервать мое пребывание вне стен Приюта Безумных, он был на верном пути.
Но я все-таки спросил:
– А почему вы оба уверены?..
Джуффин не дал мне договорить.
– Мы не просто уверены, мы точно знаем. Я помог магистру Клари вспомнить, что на самом деле случилось с ним в Харумбе. Некоторые подробности, которые он с облегчением забыл, проснувшись. На самом деле его попросили – можно сказать и так – забыть вообще все. Но к тому времени у Магистра Клари уже было тренированное сознание, приученное крепко держаться за любые воспоминания.
– Потому что, кроме них, у меня уже давно ничего нет, – с обезоруживающей улыбкой добавил Клари Ваджура. – В этом смысле я выгодно отличаюсь от подавляющего большинства сновидцев.
Его тон искушенного светского льва, привыкшего рассуждать о жизненно важных вещах с демонстративной снисходительностью баловня судьбы, совершенно не вязался с мальчишеской внешностью. Впрочем, с нею вообще ничего не вязалось, начиная с его секретарской должности и заканчивая всем этим ужасом, который с Клари случился. И продолжал случаться вот прямо сейчас.
– Но как? – спросил я. – Когда вы это делаете? Неужели прямо во сне? Мне говорили, что сновидцы не могут всерьез навредить бодрствующим…
– Из этого правила есть исключения, – заметил Клари Ваджура. – Всего семь или восемь – один случай до сих пор считается спорным – за всю историю Соединенного Королевства. Учтите на будущее: прецеденты были, а значит, такую возможность следует всегда держать в уме.
– И вы тоже?..
– Нет. Судя по всему, я просто время от времени просыпаюсь. Иногда в моем текущем сновидении случаются своего рода провалы. Точнее, короткие периоды помутнения сознания, что-то вроде обмороков. Происходят они довольно редко и всегда в отсутствии посторонних, поэтому особого вреда я в них не видел и исправить положение не пытался. Да если бы и пытался, что толку? Даже не представляю, с чего следует начинать. Со стороны это, вероятно, выглядит как непродолжительное исчезновение, но, поскольку свидетелей ни разу не было, трудно утверждать наверняка. Я с самого начала предполагал, что в эти моменты я просыпаюсь в пещере – там, где лежит мое тело. Предупреждая закономерный вопрос: нет, проснуться там нарочно, усилием воли я не могу. Только что по просьбе сэра Халли пытался – безрезультатно. Возможно, потому что на самом деле очень этого не хочу. Впрочем, я и прежде никогда не просыпался по собственному решению, это происходило само собой. С той разницей, что тогда я бодрствовал сравнительно подолгу и далеко не всегда мог вернуться к прерванному сновидению, даже если хотел. Обычно начиналось какое-нибудь новое, с нуля. А теперь я возвращаюсь сюда практически сразу. И не помню, что было во время пробуждения. Вообще ничего.